Мой «Феноменальный Фрэнк» управлялся кнопками на приборном щитке, а не голосом. Не потому, что я не додумался до этого, просто система анализа речи с телефонным коммутатором для этого узла весила бы больше, была более громоздкой и стоила гораздо дороже, чем весь мой «Фрэнк» (старший) без упаковки. Я решил, что, прежде чем смогу вернуться к работе по специальности здесь, в будущем, мне придется основательно изучить все новое в области миниатюризации и упрощения электронных систем. Я горел желанием побыстрей приступить к делу; судя по «Трудяге», мне предстояла интереснейшая работа, передо мной открывались невиданные возможности. Инженерное искусство в значительной степени зависит от общего технического уровня общества, а не от таланта отдельно взятого инженера. Ведь железные дороги появились только тогда, когда развитие техники достигло соответствующего уровня. Бедный профессор Лэнгли[43] все силы души, весь свой гений отдал разработке летательного аппарата, который, по его мнению, обязательно должен был взлететь, – но он на несколько лет опередил время и не смог воспользоваться успехами сопредельных наук, чтобы увидеть результаты своего труда. Или взять великого Леонардо да Винчи – наиболее блестящие его изобретения не были претворены в жизнь; он намного обогнал эпоху, в которой жил.

И в этом плане меня многое радовало здесь, то есть я хотел сказать «сейчас».

Я вернул роботу листок с инструкциями и вылез из койки, чтобы взглянуть на табличку с выходными данными. Я не удивился бы, увидев название «Горничная, инкорпорейтед», набранное мелким шрифтом, но была ли фирма «Аладдин» дочерним предприятием группы «Мэнникс»? Табличка сообщала не особенно много сведений – название модели, серийный номер, завод-изготовитель и т. п. Но на ней имелся перечень патентов – около сорока, – и самый ранний, что меня очень заинтересовало, датировался 1970 годом. Я почти не сомневался: он наверняка был выдан на основе моих чертежей и оригинальной модели.

Я отыскал в тумбочке блокнот и карандаш и записал номер первого патента – на всякий случай. Мой интерес был чисто интеллектуальным. Даже если чертежи были украдены у меня, а сомнений тут быть не могло, срок действия патента истек в 1987 году; впрочем, законы могли измениться и действительными могли считаться только патенты, выданные после 1983 года. Это мне предстояло выяснить.

На щитке автомата загорелась лампочка, и он объявил:

– Меня вызывают. Могу я удалиться?

– Гм… Что? Да, конечно, беги. – Робот полез за листком с перечнем фраз; я поспешно добавил: – Иди!

– Благодарю вас. До свидания, – сказал он, объезжая меня.

– Тебе спасибо.

– Не стоит благодарности, – отвечал робот приятным баритоном.

Я вернулся в постель и принялся за завтрак, который оставил остывать, – да только оказалось, что он не остыл. Завтрак «четыре минус», похоже, был рассчитан на средних размеров птичку, но, как ни странно, я наелся досыта, хотя был очень голоден. Впрочем, может, за время сна у меня желудок ссохся? Уже закончив трапезу, я вспомнил, что поел впервые за тридцать лет, – на Земле за это время успело вырасти новое поколение. На эту мысль меня натолкнуло меню завтрака: оно лежало под салфеткой. То, что я принял за копченую грудинку, значилось в меню как «дрожжевые полоски, запеченные по-деревенски».

Но несмотря на тридцатилетний пост, еда меня мало интересовала; вместе с завтраком мне прислали газету – «Грейт Лос-Анджелес таймс» за 13 декабря 2000 года, среду.

Газета, которую я держал в руках, походила на прежние малоформатные газеты со сжатым текстом и большим количеством иллюстраций. Но бумага была глянцевая, а не шероховатая, а иллюстрации – цветные или черно-белые стереоскопические; в чем секрет стереоэффекта, я понять не сумел. Уже в конце пятидесятых, когда я был еще ребенком, появились стереооткрытки, которые можно было рассматривать без специальных очков. Помню, в детстве я восхищался такими открытками с рекламой мороженых продуктов. Но тогда для получения стереоизображения применялся толстый прозрачный пластик с запрессованными в него крошечными призмами; здесь же изображения были на тонкой бумаге. Но у них была глубина.

Я бросил ломать голову над разгадкой иллюстраций и принялся за чтение. «Трудяга» установил газету на специальном пюпитре, и некоторое время мне казалось, что вся она состоит из одной страницы, – я никак не мог уразуметь, как чертова штука раскрывается. Все листы словно смерзлись намертво.

Наконец я случайно коснулся нижнего правого угла первой страницы; она загнулась вверх и перелистнулась – что-то вроде отталкивания поверхностным статическим зарядом, которое запускалось нажатием в эту точку. Следующие страницы открывались так же аккуратно – стоило мне коснуться их нижнего правого угла.

Добрая половина содержания газеты была мне настолько знакома, что я почувствовал приступ ностальгии: «Ваш гороскоп на сегодня»; «Мэр открывает новый бассейн»; «„Своими новыми запретами органы безопасности подрывают свободу печати“, – заявил нью-йоркский Солон»; «„Гиганты“ играют два матча подряд в один день»; «Внезапное потепление ставит под угрозу занятия зимними видами спорта»; «Пакистан предупреждает Индию» – и так далее, и тем скучнее. Все до боли знакомое.

Другие заголовки касались новых понятий, но их содержание все объясняло:

«ЛУННЫЙ ШАТТЛ ДО СИХ ПОР ПОДВЕРГАЕТСЯ МЕТЕОРИТНОМУ ДОЖДЮ – Геостационар получил две пробоины. Погибших нет»; «В КЕЙПТАУНЕ ЛИНЧЕВАЛИ ЧЕТВЕРЫХ БЕЛЫХ – ООН требует принятия санкций»; «МАМАШИ ВЫСТУПАЮТ ЗА БОЛЕЕ ВЫСОКИЕ СТАВКИ – они требуют объявить „любительниц“ вне закона»; «ПЛАНТАТОР ИЗ МИССИСИПИ ОБВИНЯЕТСЯ В НАРУШЕНИИ ЗАКОНА О НЕПРИМЕНЕНИИ „ЗОМБИ“ – защитник утверждает: „Этим работникам лекарств не вводили. Они просто тупы от природы!“».

Ну, про «зомби» я знал не понаслышке, а из собственного опыта.

Некоторые газетные сообщения я совершенно не понимал. Продолжали распространяться «воггли», и пришлось эвакуировать жителей еще трех городов во Франции. Король обсуждает порядок опыления территорий. Король? Ну ладно, французские политики на все способны, но что за «санитарная пудра», которую они собираются использовать против «вогглей» (что бы это ни было)? Может, что-нибудь радиоактивное? Надеюсь, они выберут для распыления безветренный день… лучше всего – тридцатое февраля. Я сам схватил дозу радиации в Сандиа по вине одной идиотки из химического подразделения ВАК.[44] Своей блевотиной я, слава богу, не подавился, но кюри поймать – врагу не пожелаю.

Полицейское отделение Лос-Анджелесской лагуны получило на вооружение «ликойлзы». Начальник отделения предложил всем «тедди» убираться из города. «У моих людей приказ сперва стопорить, а марковать после. Пора с этим кончать!»

Про себя я отметил, что следует держаться подальше от района Лагуны, пока не узнаю, чем все закончилось. Не уверен, что хочу быть «маркованным» или «маринованным», даже впоследствии.