Неделю назад ему прислали новую книгу – небольшой том, дурно переведенный с латыни на франкское наречие; вдобавок у переписчика оказался ужасный почерк. И все же крохотная книжица, умещавшаяся в ладонях рыцаря, доставила ему огромное удовольствие. Он с улыбкой положил ее в кожаный кошель на поясе и вышел из дому.

Час спустя он завершил обход полей, вместе со старостой осмотрел стада – здоровы ли овцы, не начнется ли мор – и одобрил качество руна, а потом отправился на излюбленное место.

Годефруа часто приходил на холм у взгорья, в полумиле от манора, и часами сидел на поляне. В детстве он любил здесь гулять и всякий раз шел одним и тем же путем: по крутой тропке, вьющейся по березняку в долине, потом по склону, через пустошь, заросшую густым кустарником, Годефруа выходил на взгорье, откуда открывался великолепный вид на пустынные меловые гряды, тянущиеся на север и на восток. Там, в кольце деревьев на пригорке, была поляна, посреди которой высился круглый холмик девяносто шагов в поперечнике, с легкой впадинкой посередине.

Поляну эту первым обнаружил отец Ришара, не предполагая, что холм – на самом деле древний могильник и что больше тысячи лет назад это место почитали кельты. Незадолго до рождения сына Годефруа-старший высадил здесь по кругу два ряда тисов. Подросшие деревья защищали поляну от ветра, поэтому Ришар велел установить здесь две скамьи и назвал поляну своей беседкой.

На поляне, открытой высокому небу, стояла глубокая тишина. Сюда никто больше не приходил, лишь на голых склонах, где все еще были заметны борозды, процарапанные древним кельтским плу гом, овцы щипали редкую траву. Годефруа сел на скамью и удовлетворенно погрузился в чтение.

Некий Гальфрид Монмутский, по рождению бретонец, воспитанный в Южном Уэльсе, четыре года назад написал удивительную книгу «История бриттов», которая доставила удовольствие не только его вспыльчивому покровителю графу Глостеру, но и многочисленным читателям в Европе; книгу перевели с латыни на несколько языков.

Больше всего Годефруа нравилось читать о короле Артуре – из обрывочных упоминаний в ранних хрониках автор составил замечательный рассказ о древнем христианском короле-рыцаре, правителе Англии, и его благородных соратниках, которые доблестно сражались против сил зла. Романтическое произведение напоминало знаменитую «Песнь о Роланде» и вдохновляло на подвиги. Рассказ не имел ничего общего с настоящим полководцем Артуром, который безуспешно защищал римскую культуру в Британии от язычников-саксов. Впрочем, в рассказе Гальфрида еще не упоминались ни Ланцелот и Парсиваль, ни Тристан и Изольда, ни легендарный Круглый стол, ни Священный Грааль – все это было добавлено романтически настроенными писателями столетие спустя. И все же книга растрогала Годефруа больше, чем баллады трубадуров или стоическое «Утешение философией» Боэция. В ней описывался идеальный христианский монарх, феодальный правитель сродни франкскому императору Карлу Великому, англосаксонскому королю Альфреду или Эдуарду Исповеднику, последнему из Уэссекской династии, прикосновение которого чудесным образом излечивало золотуху.

«Увы, в наше время нет великих королей!» – с горечью подумал Годефруа и закрыл книгу.

Что ж, может быть, когда пройдет смутное время, он оставит заботы о маноре, забудет о короле Стефане и о проклятом епископе Рожере и отправится паломником в Святую землю.

«Земная юдоль мне постыла, – размышлял Годефруа. – Но даст ли мне Господь время спасти мою грешную душу?!»

В середине лета вход в королевской лес был запрещен, дабы никто не тревожил новорожденных оленят. На склонах Сарума началась стрижка овец.

Годрик Боди был счастлив.

Все утро он помогал купать овец в перегороженном плетеными щитами ручейке, сбегавшем с взгорья.

Вот уже два месяца Годрик был пастухом и целые дни проводил на холмах. Жизнь его теперь шла по пастушьему расписанию. В день святой Елены, что празднуется в мае, уводили на продажу откормленных ягнят; в день святого Иоанна, праздник середины лета, на полях пропалывали сорняки, а старых овец отправляли на убой. Сегодня пастухам помогали все вилланы – надо было искупать и остричь почти тысячу животных. Мужчины ловко зажимали овец коленями и железными ножницами срезали густое руно. Выпущенные овцы разбегались во все стороны, сверкая обстриженными боками.

Годрик всегда брал на пастбище Гарольда. Подросший пес терпеливо следил за овцами и помогал хозяину перегонять отары с гряды на гряду. Юноша смастерил себе красивый пастуший посох с рукоятью в форме собаки, похожей на Гарольда, и радостно бродил по склонам.

Ухаживание за Мэри шло своим чередом. Девушка привыкла к Годрику, и даже ее родители стали относиться к нему с теплотой.

– С пастухом хорошее житье, – говорила Мэри мать.

Годрик с робкой надеждой ухаживал за девушкой и постоянно предлагал ей еду.

Украденную свинью он засолил, а тушу хорошенько припрятал и потихоньку подъедал, изредка угощая мясом и Мэри, чтобы девушка не считала это за должное.

Виллем атте Бригге, узнав о пропаже свиньи, пришел в ярость, но сделать ничего не мог – свинья пропала бесследно. Кожевник не успокаивался, приставал к прохожим то в Уилтоне, то в Сарисбери, придирчиво расспрашивал их о свинье и сделался предметом постоянных насмешек, отчего взъярился еще больше.

– Эй, ты свинью видел? – окликали его на рынке и непременно добавляли: – Наверное, она на подворье Шокли сбежала.

Виллем злобно фыркал и сверкал глазами. Однажды он остановил Мэри и начал ее расспрашивать, но та, по обыкновению, подозрительно оглядела кожевника, и он оставил ее в покое.

Годрик предлагал ей самые разнообразные лакомства, мясо тех зверей и птиц, которых позволялось ловить в силки: зайца, фазана, куропатку и даже новое лакомство – кролика. Кроликов завезли на остров нормандские завоеватели, и юноша быстро научился ловить юрких плодовитых зверьков и поджаривать их на огне очага. Несколько раз в неделю он приглашал Мэри к себе в хижину и украдкой любовался радостными искорками во взгляде девушки.

Мэри все больше и больше привязывалась к Годрику, стала ему улыбаться, а однажды даже позволила себя поцеловать. Юноша не торопился и ни на чем не настаивал, только настойчиво оказывал ей мелкие знаки внимания. Постепенно все в деревне привыкли к его ухаживаниям и стали считать Годрика и Мэри парой. Даже Годефруа, узнав об этом, благосклонно кивнул Годрику.

С недавних пор лицо Мэри утратило прежнее настороженное выражение; девушка стала застенчивой и глядела ласково и смущенно. Годрик сообразил, что происходит, и удвоил усилия.

Однажды на закате, в день стрижки овец, Мэри отправилась на взгорье. Смеркалось; вокруг зеленели поля пшеницы и ячменя, золотилось скошенное сено на лугах. Весь день девушка работала в сыроварне и сейчас несла в подарок Годрику небольшую головку козьего сыра и полбуханки хлеба.

Мэри поглядела на меловые гряды впереди и вздохнула – пора было принимать важное решение. Она долго раздумывала о будущем. Конечно, она еще очень молода, но крестьянская жизнь коротка, доля тяжела, а после смерти – рай или ад, кто знает… Для женского счастья нужно немного: еда в достатке и мужчина-защитник. Особого выбора у девушки не было – с ее внешностью достойного жениха не найти, а вот увечный пастух наверняка соблазнится наивной прелестью ее щуплого, почти детского тела. Иногда Мэри воображала, что на нее обратит внимание какой-нибудь знатный красавец, да только ни в Уилтоне, ни в Сарисбери таких не водилось. Впрочем, хотя она и понимала, что все это – пустые мечты (мужчины с ней никогда не заговаривали), однако с затаенным восхищением поглядывала на владельца Авонсфорда: вот он, настоящий рыцарь – высокий, широкоплечий, задумчивый и суровый, с благородной сединой на висках…