голоса, которые он сразу узнал. Фрегор и Венн что-то праздновали. И был ещё кто-то третий…

Гаор нерешительно открыл глаза. Этот кабинет был совсем другим. Блестящий тёмный паркет, обтянутые тёмной кожей диваны и кресла, огромный письменный стол и на нём искрящийся хрусталем и сверкающий полированной сталью письменный прибор, тёмные книжные шкафы с затянутыми шторками дверцами, тёмно-багровые бархатные занавеси… на окнах? Сначала Гаор даже решил, что снова оказался в «Орлином Гнезде» и понял, что сошёл с ума. Это на лифте из Дома-на-Холме в Аргате и прямо в «Орлиное Гнездо» в Королевской Долине?! Но тут увидел, что и мебель, и занавеси, и картины на стенах похожи, но не такие. И трое в креслах за вторым круглым столом, уставленным бутылками и едой. Все в штатском… Фрегор, Венн и третий, желтолицый как айгрин, но ургор…

— Рыжий? — удивился Фрегор, вставая из-за стола с рюмкой в руке. — Это ты?

Вопрос был идиотским, но Гаор, не так понимая, как догадываясь, что после пресс-камеры его и впрямь трудно узнать, прохрипел — как он сорвал голос под током, так и не восстановилось — в ответ:

— Да, хозяин.

— Это называется вернуть без повреждений?! — возмутился Фрегор. — Да на хрена он мне такой нужен?!

«Значит, печка», — облегчённо подумал Гаор. Даже утилизация уже не пугала его. Зато конец. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца — всплыло вдруг в памяти когда-то слышанное от… Страшным усилием он удержался от произнесённого про себя имени Туала.

— Ну, зачем ты так, — мягко возразил Венн, рассматривая Гаора поверх поднесённой к губам рюмки. — Вполне восстановимо. За полдекады отлежится…

— И куда я его на полдекады засуну? — резко повернулся к нему Фрегор. — К себе в задницу? Или к дядюшке в постель?! Шестнадцать тысяч псу под хвост.

— Сейчас он не в форме, согласен, — Венн отпил, погонял во рту, смакуя, и проглотил. — Но, уверяю тебя, он ещё себя покажет и окупит все затраты.

Добрый и злой. Со мной-то зачем в эти игры играть? А то я вас, сволочей, не знаю, всё равно всё одним кончится. Скорее бы уж. Лицо Гаора оставалось неподвижным, хотя в ушах всё сильнее звенело, предупреждая о подступающем обмороке.

— Если вы действительно хотите его обработать, — заговорил третий, до этого он молчал, внимательно рассматривая Гаора и полностью игнорируя Венна, Фрегора и их перепалку, — то это надо делать сейчас. Пока он сенситивен к суггестии, во-первых. И у меня мало времени, во-вторых.

— Да-да, конечно, — Фрегор сразу стал сама любезность и предупредительность.

— Тогда поместите его сюда, — третий резким коротким жестом указал на выдвинутое на середину кабинета странное здесь и очень похожее на зубоврачебное кресло, — и зафиксируйте.

«Это что ещё за хренотень?» — обречённо подумал Гаор. Вид кресла и слова о фиксации для обработки ему очень не понравились. Зачем? У него и так всё болит. Но…

— Рыжий, садись сюда! — скомандовал Фрегор.

И Гаор в который раз подчинился приказу.

— Я помогу, — Венн поставил рюмку и выбрался из-за стола.

Вдвоём они ловко и явно привычно застегнули привязные ремни, жёстко зафиксировав Гаора в позе древнего короля: руки и ноги чётко под прямым углом, ступни плотно стоят на подставке, ладони лежат на плоских подлокотниках, голова прямо, подбородок вздёрнут. Напоследок Фрегор закрепил ему на висках, запястьях и груди плоские квадратики фольги с припаянными к ним проводками. «Электроды?!» — ужаснулся Гаор. Опять ток?!

Третий встал из-за стола и подошёл к креслу, остановился в трёх шагах. Склонив голову как-то по-птичьи набок, он оглядел Гаора сначала одним глазом, потом другим.

— Готово, — удовлетворённо выдохнул Фрегор, выпрямляясь и отступая на шаг. — Теперь ваша очередь, Мастер.

Гаор невольно вздрогнул, услышав фразу, ставшую для него за эти дни страшной и зловещей. Мастер удовлетворённо кивнул и достал из кармана пиджака…

— Мне выйти? — демонстративно вежливо спросил Венн.

— Выйдите оба, — приказал Мастер, неотрывно глядя на Гаора прямо ему в глаза и завораживая пристальностью этого взгляда. — Я позову.

Гаор уже не мог оторваться от глаз Мастера и от медленно поднимающегося между ними большого искрящегося шара, прозрачного и слепящего своим блеском.

— Смотри сюда, — донёсся до него издалека повелительный голос. — Что ты видишь?

Внутри шара вспыхнул ослепительно белый огонь. Огонь крематория! И Гаор, закричав, рванулся к нему навстречу, туда, в него. Последнее, что он ощутил, это боль от впившегося в тело нагрудного ремня…

…Сознание возвращалось медленно, и возвращалось болью. Болело всё тело, все его раны, ссадины, ушибы, ожоги. Он снова проживал все свои ранения: пулевые, осколочные и другие, фронтовые и рабские, порки, избиения, насилия… Он лежал ничком на чём-то гладком и твёрдом, и по его телу пробегали короткие конвульсивные судороги, заставляя нелепо и бессмысленно не шевелиться, а дёргаться. И где-то неизмеримо далеко звучали голоса, знакомые и ненавистные…

— Да, впечатляет, но ты, по-моему, рассчитывал на другое.

— Да, но Мастер убедил меня. Понимаешь, кодировку тоже могут перехватить, поэтому я его и закодировал не на активность, а на ступор. Представляешь, мой дядюшка его требует, я соглашаюсь, говорю формулу… и дядюшка ничего, ни хрена от него не получит. До траханья трупа он ещё не дорос.

— Скорее это не труп, а бревно.

— Что ещё лучше. И фразочка совсем простая, но… — раздалось противное хихиканье, — но её невозможно разгадать. И фразу вывода тоже. Ты же не уловил?

— Признаться, нет. Сдаюсь.

Тишина, звон посуды, смачные глотки.

— Ну, так как, решил?

— Насчет аренды? Да, конечно, но зачем он тебе такой?

— Ну, за три дня он отойдёт и за оставшиеся четыре, я надеюсь, всё-таки отладит мою машину, помнишь, я говорил тебе?

— Конечно, помню, но с такими-то лапами…

— И с его живучестью…

Мысли медленно сцеплялись в понимание происходящего. Он, скорее всего, в том же кабинете, и хозяин сдаёт его в аренду своему приятелю. И что? И ничего. А что с ним делал этот Мастер… и ещё не додумав, понял, что думать об этом нельзя, что это опасно, смертельно опасно.

— Ну, пора, засиделись. Как считаем?

— Ладно, чего не сделаешь ради друга. С полдня.

— Идёт. Сегодня у нас что, десятый день восьмой декады? Значит, в полдень шестого дня девятой декады я его верну.

— Семь суток… Идёт. С тебя семьсот гемов.

— Сочтёмся, соратник.

Видимо, они считали это шуткой, потому что долго и упоённо ржали. Гаор уже почти всё ясно сознавал и слышал, но продолжал лежать неподвижно, закрыв глаза и прижимаясь горящим как после пощёчин лицом к прохладному, пахнущему дорогой мастикой паркету.

— Рыжий! — прозвучал над ним голос хозяина. —