— Угу, трудно тебе, Лэйф, быть героем и все такое.

— Герой? Я? — О'Лири скромно рассмеялся. — О, нет, я не герой, — уверил он свою спутницу. — Герои — они любят всякие там опасности, они вечно снуют в поисках приключений. Я же хочу только одного: мира и покоя.

— Ну, это ты легко можешь получить, Лэйф. Поверни ковер, и мы полетим на юг. Я слышала, что там есть очень красивые острова, и мы сможем построить там шалаш и жить, питаясь рыбой и кокосовыми орехами…

— Хотелось бы мне, чтобы я мог это сделать, Свайхильда. Но сначала мне надо посчитаться с Крупкиным-Горублем! О, дорого бы я дал, чтобы он сейчас оказался в моих руках! Хотел бы я посмотреть на его физиономию, когда я скажу ему, что я знаю, кто он и чего он замыслил, и…

— Осторожно! — вскричала Свайхильда, глядя на что-то белое, внезапно возникшее перед ними.

Лафайет закричал, отдавая команду Марку XIII, но слишком поздно. Ковер накренился влево, ударился, пролетел сквозь снежную пыль, мелкую, как сахарный песок, подпрыгнул и скачками понесся вниз по склону, вздымая за собой облако ледяных кристаллов. Лафайет ощутил крепко охватившие его руки Свайхильды, ремень безопасности, врезавшийся ему в ребра, снег, бьющий в лицо с силой струи из брандспойта.

Упав с довольно большой высоты в последний раз, ковер остановился, полупогруженный в глубокий снег. Лафайет с трудом выпрямился, увидел движущиеся огни, неясные фигуры, услышал хриплые голоса, стук копыт…

— Это ТЫ? — заикаясь произнес знакомый голос. — Как… что… когда… и, самое главное, почему? Когда я уезжал, ты сладко храпел в сибаритской роскоши. Что ты делаешь здесь, в снегу?

— Думал, сможешь меня надуть? — прерывающимся голосом произнес Лафайет. — Фига с два, ваше бывшее величество. Я тебя знаю, и я знаю, что ты задумал!

Он дернул за ковер, который каким-то образом завернулся вокруг его тела, но оказалось, что он спеленат так туго, будто связан веревками.

— П-послушай, мой мальчик, — заикаясь произнес Горубль, махнув своим людям рукой, чтобы те отошли назад. — Может, все-таки договоримся? Я хочу сказать, что ты ведь устроился на тепленькое местечко, так зачем же мешать делать то же самое мне? Сам должен знать, как нелегко из короля превратиться в какого-то простолюдина. Почему бы тебе не быть милосердным? С твоей помощью я могу опять оказаться на троне Артезии в одну секунду, после чего отблагодарю тебя, как захочешь — или еще того лучше, отдам тебе весь Меланж, и делай с ним все, что душе угодно…

— Забудь, — сказал О'Лири, прилагающий максимум усилий, чтобы освободить хоть одну руку. — У меня в Артезии и так все есть, что я хочу. С какой стати мне помогать тебе?

— Но здесь ты можешь быть абсолютным владельцем всего: земель, естественных ресурсов, полезных ископаемых… женщин…

— Остаться в Меланже? Ты что, сошел с ума? С тех пор, как я сюда попал, меня преследовали одни только несчастья!

Горубль открыл рот, собираясь что-то сказать, заколебался и внезапно на его лице появилось задумчивое выражение.

— В таком случае, — с осторожностью спросил он, — почему ты ничего не предпринял по этому поводу?

— Ну…

— Насколько я помню, ты был в довольно затруднительном положении, когда мои ребята впервые схватили тебя. А сейчас, гмм, судя по манере твоего появления здесь, похоже, что ты уже не тот хозяин своей судьбы, каким был раньше.

Экс-король потер свой подбородок.

— Ты — Лафайет О'Лири, и я видел твое кольцо. Только ты носишь печатку с топором и драконом. Но… могло так произойти, мой дорогой мальчик, — тут в его голосе появились мурлыкающие нотки, как у тигра, собирающегося как следует пообедать, — что ты каким-то образом потерял свою ценную способность манипулировать вероятностями по желанию. А?

— Конечно, нет. Я… я только изъявил желание побеседовать с тобой и… и вот я здесь.

— Ну да, весь в снегу и с очередными ушибами, которые, вне всякого сомнения, уже начинают тревожить. Очень хорошо, сэр Лафайет, прежде чем мы начнем дальнейшее обсуждение нашего вопроса, не угодно ли вам будет продемонстрировать свое мастерство, ну, скажем, вызвав небольшую палатку с печкой и хорошим вином, где мы с удовольствием могли бы закончить наш разговор?

— Ерунда, — сказал Лафайет. — Я не собираюсь тратить на это свое время.

— Ну, тогда что-нибудь попроще: как насчет всего лишь веселого костра в небольшой пещере, вон там…

Горубль махнул рукой в направлении сплошной пелены падающего снега.

— К чему столько сложностей, — пробормотал Лафайет. — Почему бы тебе просто не сдаться, а я замолвлю за тебя доброе слово Пратвику…

— Признавайся!

Горубль наклонился почти к самому его лицу и произнес вполголоса:

— Ты ничего не можешь сделать! Ты так же беспомощен, каким кажешься на самом деле!

— Вовсе нет! — с отчаянием произнес Лафайет. — Абсолютно все мои силы в полном моем распоряжении!

— Что ж, давай поглядим, как ты выпутаешься из этого куска ковра, который спеленал тебя с головы до ног.

Лафайет дергался, выкручивался, раскачивался — но без всяких результатов. Он был запеленут тщательно, как муха в паутине. Горубль счастливо рассмеялся.

— Прекрасно! Ох, просто прекрасно! Значит, все мои волнения были напрасны! Я не знаю, как ты умудрился проникнуть сюда, в самое сердце моих планов, сэр Лафайет, но, в конце концов, большого вреда тут нет. Более того…

Внезапно он стал серьезен и кивнул головой.

— Теперь я вижу, что мои планы могут быть значительно улучшены и расширены, так сказать. Да, да, почему бы и нет? Обладая новыми данными, которые ты так любезно мне сообщил, с какой стати мне останавливаться на одном Меланже? Почему бы не пойти дальше — расширить мою империю, включить в нее весь континуум миров, а? А, кстати, где эта капризная шлюха, которую ты у меня украл?

— Там, где ты ее никогда не найдешь, — сказал Лафайет.

— Упрямишься, да? Ну, ничего, скоро мы это исправим. О, нам предстоят долгие беседы, мой мальчик. В услужении моего подданного, герцога Родольфо, находится искусный допросчик, некто Стонруб, который быстро выведает все твои секреты!

Горубль резко повернулся, проревел какие-то приказы. Солдаты в красных куртках, со льдом, намерзшим на бровях, кинулись вперед, подняли Лафайета на ноги, отвернули замерзший ковер…

— Эй, баба! — воскликнул один из солдат, глядя на появившуюся из складок ковра Марка XIII Свайхильду, оглушенную и дрожащую от холода.

Горубль весело рассмеялся.

— Наконец-то счастье стало мне улыбаться! Сама судьба за мое начинание. Я считаю, это знак — знак, слышишь меня?

Он огляделся, сияя, в то время как солдаты подняли девушку на ноги. Несколько мгновений ковер лежал брошенный. Лафайет рванулся к нему и, хотя был схвачен, успел поставить ногу на его край.