когда ты немного ошарашен тем, что кто-то полностью проигнорировал известные тебе физические и магические законы.

Изменение внешнего облика я еще мог понять, однако Грей сделал нечто более значительное – изменил свою чертову массу. Да, в теории я знал, как перестроить свое тело при помощи магии. Ты просто перемещаешь разные части, однако масса остается прежней. Конечно, я видел, как Урсиэль превращается в медведя и набирает при этом уйму килограммов, но подумал, что это какой-то трюк Падших ангелов. Хотя в этом тоже не было особого смысла. Я также видел, как Слушающий Ветер значительно уменьшал свою массу во время оборотнической войны с нааглоши, но решил, что он просто сделал некоторые материалы плотнее и тяжелее, то есть вместил прежнюю массу в меньший объем.

Грей не просто стал больше. Он стал больше в семь или восемь раз, причем в мгновение ока. Колотившееся в грудной клетке сердце мешало думать, но я зажал посох под мышкой, чтобы вцепиться в конскую гриву пальцами здоровой руки, и понял, что размышляю вслух.

– А-а, – услышал я собственную догадку. – Эктоплазма. Ты набираешь массу тем же способом, что и громилы Вязальщика.

Грей фыркнул, словно я озвучил очевидное.

Затем тряхнул гривой и поскакал.

В Зимней мантии я могу бежать весьма быстро, настолько быстро, насколько в принципе способен бежать человек, только дольше. Пусть будет двадцать пять – тридцать миль в час. Чистокровная лошадь на скачках развивает около тридцати пяти. Американские верховые способны разогнаться до пятидесяти пяти на коротких дистанциях.

Грей начал со скорости американской верховой, если не быстрее, и не собирался останавливаться. Я старался не упасть.

Ледяная буря принесла в Чикаго относительное затишье, однако по улицам все же ездили машины и ходили пешеходы. Грею приходилось лавировать между ними, поскольку никому из них не удалось бы убраться с дороги по собственному желанию. Когда они замечали Грея, надвигавшегося из тумана, было слишком поздно уворачиваться, а я мог лишь цепляться за гриву, чтобы не свалиться. На такой скорости падение с лошади равносильно автомобильной аварии, только у меня не было машины, чтобы защититься от удара. Теперь я увидел Кэррин и ее «харлей» в новом свете – правда, «харлей» не перепрыгивал через почтовые ящики, пешеходов и малогабаритные электромобили.

По дороге я заметил, что Грей, как и все остальные, поскальзывался на обледеневших дорогах и тротуарах. Иногда он скорее катил, а не бежал, хотя и с удивительным изяществом. Если бы это не снизило мои шансы пережить скачку, я бы закрыл глаза.

Мы двигались в нужном направлении, и мне, пока мы скакали, ни разу не пришло в голову, что я не говорил Грею, как найти дом Майкла.

К тому моменту как мы добрались до места, Грей пыхтел как паровоз, шкура подо мной была обжигающе горячей, ее покрывали пот и пена. Расширенные ноздри испещряли кровавые пятнышки. Каким бы выдающимся он ни был, даже Грею пришлось заплатить метаболическую цену за перемещение столь массивного тела на такое расстояние при такой скорости. Мы промчались мимо джипа Кэррин – по-прежнему стоявшего там, где она его разбила прошлым вечером, – и уже свернули на улицу, где живет Майкл, когда усталость взяла свое.

Грей ступил на обледеневший участок, и мы заскользили вбок к угловому дому.

Я почувствовал, как его тело отрывается от асфальта, и мы начали переворачиваться в воздухе. Падение обещало быть неприятным. Почти тонна лошади и около двухсотпятидесяти фунтов чародея прыгали по мерзлой земле, готовясь врезаться в стену, и я ничего не мог с этим поделать.

Однако получилось иначе.

Когда мы споткнулись, лошадь замерцала, и возник Грей, а также огромная склизкая куча дымящейся эктоплазмы. Грей подхватил меня, прижал мои плечи к своему туловищу, и когда мы ударились о землю, его тело смягчило удар, который пришелся на его спину, а не на мой череп. Мы отскочили от земли – и это было больно, – перевернулись и врезались в стену дома через четверть секунды после того, как туда врезалась эктоплазма. Грей вновь принял удар на себя, и я услышал хруст ломающихся костей. Он, густые кусты возле дома и подушка слизи позволили мне совершить неприятное, но не смертельное приземление.

Поднявшись, я осмотрел Грея. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, из его носа и рта текла кровь, но он дышал. Грудная клетка была причудливо покорежена, однако у меня на глазах он сделал вдох, и пара ребер словно распрямилась, приняв более привычную форму. Адские погремушки, ну и крепкий он парень! И это говорю я.

– Чего только… не сделаешь… – прохрипел он. – За… ренту.

Подняв голову, я сквозь застилавшую глаза дымку увидел, как большие безымянные фургоны, которые Никодимус использовал в начале миссии, выезжают из-за угла и медленно катят к дому Майкла.

Грей доставил меня вовремя. Почти.

Разумеется, теперь, когда я был здесь, передо мной встал вопрос, что мне делать.

Я поднялся, вновь окружил себя завесой – проку от нее мало, но она хотя бы не потребляет много энергии – и тихо двинулся на противника. Ноги Зимнего Рыцаря бесшумно ступали по льду.

Стойкая пульсация в голове убивала меня. Как и рука, несмотря на обезболивание, которое давала Зимняя мантия. От усталости и физической нагрузки позвоночник завязался узлом, и я не знал, сколько заклинаний смогу создать, прежде чем рухну. Может, ни одного.

Так зачем, спросил я себя, ты идешь к фургонам, готовясь к драке?

Я винил во всем Зимнюю мантию, которая постоянно будоражила моего внутреннего зверя, подстрекала меня сражаться, охотиться и убивать по пути к цели. Иногда такое поведение оправданно, и, пока я глядел, как фургоны аккуратно тормозят на обледенелой улице, мой разум сообщил мне, что так-то так, но не сейчас. Я могу кинуть в фургоны заклятие взрывного огня, однако взрывы никогда не бывают такими точными и не вызывают такого эффекта, какой планируют устроившие их люди, и в результате я могу просто рухнуть без сознания на промерзшую землю. И лежать, пока выжившие убивают мою дочь.

Слишком много переменных. К чему выяснять отношения с плохими парнями, когда я просто могу взять Карпентеров и Мэгги и убежать?

Поэтому вместо того чтобы затевать свару, я прикрылся завесой, обежал угловой дом и принялся перепрыгивать заборы, пробираясь дворами к дому Карпентеров. Подошел к задней двери, дернул ручку. Она не повернулась, и я рискнул тихонько постучать по дверному стеклу.

– Черити! – позвал я настойчивым шепотом. – Черити, это я!

Я покосился по сторонам, на случай если рыцари послали отряд, чтобы пройти дворами, как это сделал я. А когда перевел взгляд на дом,