Я БЫЛ ВРАЧОМ царевича, но, по правде говоря, он почти не нуждался в моем искусстве. Природа наделила его крепким и обильным здоровьем отца и ранней силой. Аппетит и пищеварение были образцовыми: что бы ни оказывалось у него во рту, он все пожирал с львиной жадностью, а через положенное время извергал с противоположного конца тела с нужной периодичностью и в нужной консистенции. Он спал не просыпаясь, а когда просыпался, громкими воплями требовал пищи. Когда я показывал ему палец, смотрел на него и следил, как тот двигается перед его огромными темными глазами. Стоило только пальцу оказаться в пределах досягаемости, малыш тут же хватался за него и пытался сесть. Он научился этому раньше, чем любой другой ребенок, за которым мне приходилось наблюдать. Встал и пополз в таком возрасте, в каком другие дети только впервые садятся. Сделал первые неуверенные шаги тогда, когда другие только начинают ползать.

Тан был с нами в тот знаменательный день. Последние два месяца он отсутствовал со своим войском, так как отряды красного узурпатора захватили город Асют. Этот город был ключом нашей обороны на севере, и фараон приказал Тану отправиться вниз по реке со всем флотом и вернуть город.

Много позже Крат мне рассказывал, какой жестокой была битва, но в конце концов Тан пробил стену и во главе своих синих ворвался в город. Они изгнали войска самозванца и преследовали их далеко за границами Нижнего царства по залитым кровью дорогам.

Благодарные жители Фив торжественно встретили Тана, а фараон наградил его еще одной золотой цепью — «Золотом доблести» — и приказал возместить невыплаченное жалованье войскам, добившимся этой победы.

Тан пришел в беседку после встречи с фараоном. Мы уже ждали его. Я встал у входа сторожить влюбленных, а Тан и госпожа обнялись со всей страстью, какая накопилась в сердцах за время разлуки. В конце концов мне пришлось развести их, поскольку объятия могли завести слишком далеко.

— Вельможа Тан, — резко позвал я, — царевич Мемнон в нетерпении. — Они неохотно отошли друг от друга, и Тан пошел к ребенку, лежавшему нагишом на покрывале из шкур шакала, которое я постелил для него в тени. Тан опустился перед ним на колено.

— Я приветствую вас, ваше царское высочество. Я принес вам весть о торжестве нашего оружия… — шутливо приветствовал Тан. Мемнон вскрикнул, узнав своего отца, затем его внимание привлекла блестящая золотая цепь. Мощным усилием он встал на ноги и сделал четыре широких шага, а потом схватил цепь и повис на ней.

Мы все приветствовали этот подвиг, а царевич Мемнон держался за цепь и оглядывался со счастливой улыбкой, принимая похвалы как должное.

— Клянусь крыльями Гора, у него такой же острый глаз на желтый металл, как у тебя, Таита! — рассмеялся Тан.

— Влечет не золото, а подвиг, — объявила моя госпожа. — В один прекрасный день на его груди тоже будет сверкать «Золото доблести».

— Без сомнения! — Тан схватил мальчика и высоко подкинул вверх, а Мемнон заверещал от удовольствия и стал болтать ногами, требуя еще.

Для Тана и для меня новые события в жизни ребенка означали смену времен года почти так же ясно, как и подъем воды в реке. С другой стороны, самое важное в жизни моей госпожи происходило в те часы, которые она проводила с ребенком и Таном. Каждый промежуток между посещениями Тана казался ей слишком долгим, а каждое его посещение — слишком коротким.

ПОЛОВОДЬЕ в то лето было столь же благоприятным, как и предыдущее, предсказанное на церемонии вод в Элефантине. Вода сошла, поля заблестели под новым слоем черной грязи, а ее, в свою очередь, скоро скрыла густая зелень зерновых и овощей. Когда царевич сделал свои первые шаги, кладовые Египта были заполнены до отказа и даже чуланы беднейших египтян ломились от припасов. На западном берегу реки уже возвышался дворец Мемнона, а война на севере приносила нам удачу за удачей. Боги улыбались фараону и его царству.

Только одно огорчало нас: двое влюбленных находились так близко, что могли касаться друг друга, но их разделяла пропасть более широкая, чем долина великого Нила. Каждый из них по очереди по разным поводам упрекал меня за пророчества лабиринтов Амона-Ра, как будто я сам нес ответственность за исполнение своих сновидений. Напрасно было говорить им, что будущее только отражается во мне, как в зеркале, а камешки на доске судьбы двигает кто-то другой, а не я.

Старый год умер, вода в реке снова стала подниматься, завершая один из бесчисленных циклов. Это было четвертое половодье, предсказанное лабиринтами. Я, как и оба влюбленных, ожидал, что видения лабиринтов сбудутся в конце года. Когда этого не произошло, моя госпожа и Тан строго корили меня.

— Когда же я будут свободна и смогу уйти к Тану? — вздыхала царица Лостра. — Ты должен что-то сделать.

— Спрашивайте богов, а не меня. Я могу только молиться об этом, не более.

Потом прошел еще один год, а в нашей жизни ничего не изменилось. Даже Тан начал злиться.

— Я поверил тебе, твои слова дали мне надежду на будущее счастье. Клянусь тебе, Таита, если ты не сделаешь чего-нибудь поскорее… — Он замолчал и уставился на меня, невысказанная угроза показалась еще более ужасной.

Но прошел еще один год, и уже я начал терять веру в собственное пророчество. Я даже начал верить, что боги передумали или моя глупая фантазия нарисовала эти картины, и только.

Царевичу Мемнону исполнилось пять лет, а его матери шел двадцать первый год, когда с севера на одной из быстрых разведывательных ладей прибыл перепуганный до смерти гонец.

— Дельта пала. Красный самозванец мертв, Нижнее царство в огне. Города Мемфис и Аварис разрушены. Храмы сожжены и снесены до основания, а статуи богов сброшены с пьедесталов, — выкрикивал он царю.

— Это невозможно, — отвечал фараон. — Я хочу поверить, но не могу. Как могло произойти такое без нашего ведома?! Узурпатор имел огромное войско, и более пятнадцати лет мы были не в состоянии сбросить его. Как же такое могло свершиться в один день, кто совершил это?

Гонца трясло от страха и усталости после трудного путешествия. Он знал, как обращаются с теми, кто приносит дурные вести.

— Красный самозванец погиб, не успев вытащить меч из ножен. Его войско было рассеяно раньше, чем затрубили боевые трубы.

— Как такое могло свершиться?!

— Божественный Египет, я не знаю. Говорят, что новый и ужасный враг пришел с Востока. Он быстр, как ветер, и ни один народ не может устоять перед его гневом. Хотя наши войска еще не встречались с ним, они уже отступают от северных границ. Даже самые храбрые боятся предстать перед этим врагом.

— Кто этот враг? — спросил фараон, и мы впервые почувствовали страх в голосе.

— Его называют пастушьим царем. Гиксосом.

Мы с Таном издевались над этим именем — больше мы этого делать не будем.

ФАРАОН созвал свой тайный военный совет. Только много времени спустя я сумел узнать от Крата, что там произошло. Тан, разумеется, никогда бы не нарушил клятву молчания даже со мной или моей госпожой, но я все вытянул из Крата, этого прелестного, шумного простака, не способного устоять перед моей хитростью. Тан возвел Крата в ранг лучшего из десяти тысяч и отдал под его командование отряд Синего Крокодила. Дружба их по-прежнему была прочной как гранит. Поэтому как командир отряда стражи Крат постоянно присутствовал на советах, хотя низкий чин не давал ему права высказывать свое мнение. Однако он верно передал все, что там говорилось, мне и моей госпоже.