– Пектусин! – заорали упыри. – Иди сюда, козёл!…

Серёжа Васенин в это время стоял на краю обрывчика с кружками в руках – видно, собирался сполоснуть. Он оглянулся на оклик упырей и вдруг исчез.

– А!… Э!… – обомлели упыри. – Пек!… Э-э… Пектусин утонул!…

Серёжа и вправду поскользнулся на траве и солдатиком ушёл в воду вдоль стенки обрыва.

Моржов вскочил и в три длинных шага оказался на месте исчезновения Серёжи. Глубина здесь была всего с метр, не больше. Серёжа шумно вынырнул из воды, держа над головой кружки. Лицо у него было совершенно ошалелое. Моржов наклонился, схватил Серёжу за запястья и выдернул обратно на берег.

Серёжа молчал, потрясённый. С него текла вода. Похоже, его временно парализовало. Кружки он сжимал, как скипетр и державу.

Моржов отнял у него посудины, отдал Наташе Ландышевой, которая оказалась уже рядом, и потряс Серёжу за плечи.

– Эй, утопленник… – позвал он. – Очнись!

– А?… – спросил Серёжа, тупо уставившись на Моржова.

Упыри клубились вокруг Моржова и Серёжи. Здесь же стояли и прибежавшие Щёкин с Миленой.

– Чё, совсем захлебнулся? – взволнованно спрашивали упыри. – Он дышит?… Жить-то будет?… Охренеть – Пектусин утонул!…

– Ляг давай, – сказал Моржов и помог Серёже лечь на траву.

Серёжа вытянулся и закрыл глаза.

– Всё-всё, – сказал Моржов, расталкивая упырей. – Ну, окунулся человек, бывает… Дайте ему отдышаться.

Упыри потолклись ещё немного и, подгоняемые Щёкиным, разочарованно побрели обратно к своим бутербродам. Остались только Милена и Гершензон, который рассматривал Серёжу с каким-то непонятным уважением.

Серёжа вдруг открыл неожиданно большие, практически бездонные глаза, посмотрел на небо, на Милену, на Моржова и едва слышно спросил:

– Борис Данилович… Сколько часов я был без сознания?…

Милена отвернулась и, отступая, прикрыла лицо руками, словно зарыдала. Но ни Серёжа, ни Гершензон этого не заметили.

– Чо, Серёга… – грубым, хриплым голосом заговорил Гершензон, – выжил, да?…

Серёжа едва заметно кивнул.

Гершензон помолчал, смущаясь, и тихо спросил:

– Видел свет в конце туннеля?

Моржова скала не потрясла, а упырей – потрясла.

– Воще!… – орали они, мечась у подножия. – Как в кино!…

Колымагинская скала высунулась из крутого склона горы над просёлочной дорогой, будто голая коленка из прорехи в штанине. Дорога вела от села Колымагино к автотрассе в Ковязин. Моржову показалось, что эта дорога, укладываясь в распадок, словно бы тёрлась о склоны холмов, пока на одном из них не протёрла скалу.

Скала была невысокая: может, с трёхэтажный дом, а может, и пониже. Известняк желтовато-костяного цвета на закате порыжел. Под скалой валялись отколовшиеся глыбы. Сбоку зияла дыра пещеры – изнутри от копоти костров чёрная, как печная труба.

Для упырей, понятно, скала и пещера были открытием в диких, неизведанных лесах. Но Моржов видел, что нога человека всё вокруг порядочно изгадила и натоптала, как на газоне перед каруселями. За просёлком на поляне имелись очаг, массивные скамейки и намертво врытый в землю ржавый мангал. Маленький ручей перегораживала запруда, чтобы воду можно было набрать сразу ведром, а не черпать кружку за кружкой. За потрёпанными кустами громоздилась слежавшаяся куча мусора. Поляна у Колымагинской скалы служила местом для пикников.

– Дрисаныч, можно в пещеру?… – волновался Чечкин.

– Погодите, – мрачно тормозил всех Гершензон. – Нам ведь ещё обещали рассказать тут про всё…

– Эй, ты!… – закричал Ничков, вертя головой в поисках Серёжи Васенина. – Давай рассказывай живо!

Серёжа немного растерялся.

– Ну… – замялся он и оглянулся на Костёрыча. Костёрыч одобрительно кивнул. – Здесь в Гражданскую войну заложников расстреливали… – выдал Серёжа.

– Где? – взвился Чечкин. – Вон там, наверное!… Упыри посмотрели на выступ скалы, на который указал Чечкин. Чечкин по глыбам кинулся к этому выступу.

– Я пули найду!… – кричал он.

– На фиг тут расстреливать? – спросил Гершензон. – И кого?

– Ну… белые – красных, красные – белых… Они возили друг друга из деревни в город, а тут расстреливали.

– Всё, да? – спросил Ничков у Щёкина. – Можно идти?

– Ты бы с начала рассказывал, Серёжа, – мягко посоветовал Костёрыч.

Серёжа уже и сам собрался с мыслями.

– Здесь проходил Колымагинский тракт от села до города. – Жестом Костёрыча Серёжа указал на просёлок. – При татарском иге татары захватили город Ковязин, и татарский командир захотел взять княжескую дочь себе в жёны. Он повёз её к себе по этой дороге, а она сбежала, забралась на скалу и сбросилась насмерть.

Упыри задрали головы, проследив былой полёт княжны.

– Гробанулась как бомба, наверное, – со значением сказал Гонцов. – Мозги в мангал улетели.

– Кто упал?… – издалека страдальчески закричал Чечкин, быстро карабкаясь по глыбам обратно. – Кто?!… Пектусин, повтори!… Я тоже хочу!…

– Про пещеру… – негромко напомнил Костёрыч.

– В пещере тут верующие жили, – продолжил Серёжа. – Когда их солдаты нашли, они укрылись в самой глубине и обрушили проход. Сами себя заживо похоронили.

– Значит, там золото, черепа, да? – спросил Гершензон.

– Гонец, ты петарды взял? – быстро обернулся к Гонцову Ничков. – Надо рвануть пещеру.

– Никаких взрывов, а то сразу домой пойдём, – отрезал Щёкин.

– Тут ещё разбойники жили, – утешил упырей Серёжа. – Они прятались в пещере и грабили купцов. Везде клады закапывали.

– Значит, клад надо откопать, – решил Ничков.

– Клад – всегда пожалуйста, – согласился Щёкин.

– Разбойники-то что, тупые были? – не поверил Серёже Гершензон. – Думали, пещеру тут никто не заметит? А купцы здесь слепошарые ездили?

– Это же народные предания… – извинился за всех Костёрыч.

– Да-а, ни хрена себе скала… – деловито сказал Ничков. – Хорошо, что рассказал, Пектусин. Будешь нам показывать, где черепа, где клады.

– Дрисаныч, а когда верёвки навешивать пойдём? – влез неугомонный Чечкин.

– Сейчас и пойдём. – Щёкин расстегнул свой рюкзак, стоящий на камне, и бросил Чечкину моток верёвки. – Гершензон и Гонцов, вам трассу распутывать. А ты, Чечкин, вместе с Ничковым учи Серёжу и Наташу делать обвязки и пользоваться карабинами.

– И эта, что ли, тоже на скалу полезет? – презрительно спросил Ничков про Наташу.

– Скала не твоя, а общая, – ответила Наташа. – Я тоже имею право лазать по ней.