Понимаю, что в это трудно поверить, но за все то время, которое я провел в Виндобоне, ни один человек — даже из тех, кто стал моими друзьями, — никогда не расспрашивал, каковы же все-таки были мои настоящий статус, положение, происхождение или законный титул или каким образом мне удалось получить мое мнимое богатство. Те, с кем я сошелся поближе, фамильярно называли меня Торном, другие же более официально именовали меня clarissimus или использовали готский эквивалент liudaheins.

Могу добавить, что я был в этом кругу не единственным самозванцем. Множество моих знакомых, даже германцев по происхождению, копировали римскую манеру говорить, всячески демонстрируя — или притворяясь, — что они не в состоянии произнести звуки, обозначаемые готскими рунами: thorn и kaun-plus-hagl. Поэтому они изо всех сил избегали этих «ф» и «кх» и неизменно произносили мое имя на римский манер: Торн или Торнарикус.

Спешу заверить читателей: за все то время, что я бессовестно надувал жителей Виндобоны, я ни разу не воспользовался своим мнимым высоким положением, дабы обмануть кого-нибудь в плане денег. Напротив, не вняв предложению Тиуды, я регулярно вносил плату за постой — и еще я перестал презрительно называть хозяина постоялого двора Клецкой, а стал обращаться к нему как к Амалрику. В результате благодарный толстяк сделался моим другом и тоже снабдил меня множеством полезных советов, как лучше вести себя, чтобы извлечь удовольствие и пользу из того, что меня как равного принимали в лучших домах Виндобоны.

Вскоре я решил приукрасить ту роль, которую я играл. Я сообщил Амалрику, что, хотя я и довольствуюсь во время странствий скромным дорожным платьем, теперь решил все-таки разнообразить свой гардероб, и попросил хозяина рассказать, где в городе можно найтиы лавку с самой лучшей одеждой, обувью, украшениями и тому подобным.

— Акх, ваша милость! — воскликнул он. — Человеку вашего положения нет необходимости идти туда. Они сами придут к вам. Позвольте мне отдать им соответствующий приказ. Будьте уверены, я выберу для вас только самых лучших мастеров — тех, кто одевает и обувает легатов, префектов, herizogo и всех остальных liudaheins.

Итак, на следующий день в мои покои явился портной со своими помощниками, чтобы снять с меня мерку и предложить мне на выбор разнообразные фасоны нарядов и многочисленные рулоны ткани. Здесь были хлопок из Коса, лен из Камарака, шерсть из Мутины, даже гусиный пух из Газы — а также чрезвычайно красивые, мягкие, почти текучие ткани, которых я не видел прежде.

— Шелк, — пояснил портной. — Его прядут и ткут люди, которых называют seres[165]. Мне говорили, что они делают его из какого-то особого руна или, может, пуха, который вычесывают с определенных деревьев, растущих только у них. Я даже не знаю, где находятся эти земли, слышал только, что где-то далеко на востоке. Эта ткань настолько редкая и дорогая, что лишь очень богатые люди вроде вас, clarissimus, могут позволить себе носить ее.

Затем портной назвал мне цену — не за стандартную меру tres pedes[166], даже не за pes[167], но за uncia[168]. Приложив все силы, чтобы не показать своего изумления, я подумал: «Иисусе!» Да ткань из золота и то стоила бы дешевле! Я абсолютно точно знал, что clarissimus Торнарекс не настолько богат, чтобы позволить себе такое сумасбродство. Я не сказал об этом портному, разумеется; я проворчал только, что шелк, на мой взгляд, слишком непрочный.

— Непрочный?! Но почему, сдфкшыышьгы? Шелковая туника будет носиться дольше, чем доспехи!

Я одарил портного тяжелым взглядом, он струсил и замолчал. А я отложил ткани подешевле, но и то только предварительно хорошенько выбранив их качество. Я выбрал подходящие фасоны туник, нижних рубах, штанов, шерстяного зимнего плаща и даже римской тоги (портной настоял, что ее просто необходимо сшить, ибо она мне понадобится «для торжественных случаев»).

На следующий день ко мне пришел сапожник, тоже с образцами и набором кож — здесь были все сорта, от мягкой замши до блестящей крокодиловой кожи. Я приказал ему сшить мне несколько пар домашних сандалий, уличных туфель со свинцовыми пряжками по скирской моде и головной убор petasus[169], чтобы носить его зимой. На следующий день пришел unguentarius[170] со шкатулкой, полной пузырьков, которые он один за другим открывал, чтобы продемонстрировать мне образцы духов.

— Вот это, clarissimus, духи, изготовленные из цветов в долине Энна в Тринакрии, где даже гончие во время охоты сбиваются со следа из-за ароматов разнообразных душистых цветов. А вот это чистое масло, привозимое из долины Роз в Срединной Дакии. Жители этой долины, да будет вам известно, не выращивают никаких других растений, чтобы они не портили безупречность роз. Затем у меня есть еще одно розовое масло, подешевле, потому что его производят в Пестуме, где розы цветут дважды в год.

Частично из бережливости, а частично потому, что не мог уловить разницы между этими двумя ароматами, я выбрал те духи, что были дешевле. А на следующий вечер меня посетил золотых дел мастер, чтобы показать мне уже готовые кольца, заколки, браслеты и фибулы, а заодно продемонстрировать еще множество драгоценных камней: он мог вставить их в любое украшение, которое я бы заказал. Чего только у него не было: алмазы, рубины, сапфиры, изумруды, цветное стекло, бериллы, гранаты и тому подобное — как просто камни, так и камни, оправленные в золото или серебро.

— Если вы предпочитаете не слишком выставлять напоказ свое богатство, clarissimus, вот самые разные камни, которые вставлены в металл, носящий название corinthium aes[171]: сплав меди с небольшим количеством золота и серебра, что заставляет ее сиять ярче простой меди. Он получил свое название, как, возможно, вы знаете, потому, что был получен — или, лучше сказать, обнаружен, — когда римляне в древние времена сожгли Коринф и все драгоценные металлы там были перемешаны и сплавились в одно целое.

Таким образом, опять же из соображений бережливости, я выбрал из всех изделий золотых дел мастера только две одинаковые фибулы, сделанные из corinthium aes и украшенные альмандинами глубокого пурпурного цвета. Полагаю, меня нельзя упрекнуть в расточительности, ибо все вещи, которые я предпочел купить, не слишком бросались в глаза своей роскошью. Так, когда портной вернулся с готовой одеждой, которую я выбрал — вся она по цвету напоминала рогожу, — для последней примерки, он сказал:

— Я, разумеется, не отважился еще окрасить ткани, не расшивал кайму вашей туники или тоги, не сделал ни одной вставки в вашем плаще. Я постоянно обращаюсь к вам как к clarissimus — и вы ни разу не поправили меня, — однако я все-таки не совсем уверен, что это ваше настоящее звание. Разумеется, как clarissimus вы пожелаете, чтобы ваша одежда была зеленого цвета. Однако вдруг вы на самом деле происходите из патрициев? Тогда вам разрешено носить пурпурный цвет. Уж просветите меня, пожалуйста. Да к тому же вы не указали, желаете ли вы, чтобы ваши одежды по низу и вставки в плащах были просто покрашены, или на них надо нанести узоры.