Единственной удовлетворительной системой является выбор некоего отдельного года в качестве исходной даты и нумерация лет, следующих за ним. Классическими примерами являются эры, начинающиеся с занятия фашистами Рима, с установления Первой Французской республики, с хиджры пророка Мухаммеда из Мекки в Медину, с установления династии Гуптов в индском мире, с установления хасмонейского государства-наследника империи Селевкидов в Иудее, с триумфального восстановления власти Селевка Никатора в Вавилоне.

Были и другие случаи, в которых эры отсчитывались от событий, точная датировка которых сомнительна. Например, нет оснований полагать, что Иисус действительно родился в первый год христианской эры, как стало принято считать в VI в. этой эры. Нет оснований полагать, что Рим действительно был основан в 753 г. до н. э. или что олимпийские игры впервые были отпразднованы в 776 г. до н. э. Еще меньше оснований полагать, что мир был создан 7 октября 3761 г. до н. э. (согласно иудеям), 1 сентября 5509 г. до н. э. (согласно православным христианам) или же в шесть часов вечера 23 октября 4004 г. до н. э. (согласно англо-ирландскому хронологисту XVII в. архиепископу Ашеру[415]).

В двух предыдущих абзацах эти эры были перечислены в нисходящем порядке фактической обоснованности дат выбранных событий. Однако если мы теперь сделаем повторный обзор списка, отталкиваясь от относительного успеха тех же самых эр в достижении широкой и длительной употребительности, то мы увидим, что талисманом, который оказывался решающим в их успехе или неудаче, является наличие или отсутствие религиозной санкции. В 1952 г. западно-христианская эра преобладала во всем мире, и ее единственной серьезной соперницей была теперь исламская эра, в то время как иудеи со своей обычной настойчивостью все еще официально продолжали вести отсчет с предполагаемой ими даты творения. Фактически существует традиционная связь между системой исчисления времени человеческим интеллектом и влиянием религии на человеческие души. Живучесть этого предрассудка в недосягаемых подсознательных глубинах души (даже в обществах, достигших такого уровня развития, на котором астрология была открыто дискредитирована) подтверждается редкостью случаев, когда удалось бы достичь успеха в проведении рациональной реформы календаря. Французская революция, чьи рационализированные своды законов распространились по всем концам земли и чьи педантичные новомодные весы и меры — граммы, килограммы и миллиграммы, метры, километры и миллиметры — пользовались succes fou[416], потерпела сокрушительное поражение, когда попыталась заменить языческий римский календарь, освященный христианской Церковью. Однако французский революционный календарь был привлекательным созданием[417]. Месяцы носили названия, которые, будучи разделены на четыре сезонные группы по три в каждой, указывали на ту погоду, какая была или, во всяком случае, должна была быть в них. Каждый месяц был урезан до тридцати дней, сгруппированных в три десятидневные недели. Группа из пяти лишних дней, которые дополняли количество дней обычного (не високосного) года, «слишком портила самый благоразумный календарь, который когда-либо был введен, — слишком благоразумный для страны, называющей десятый, одиннадцатый и двенадцатый месяцы года октябрем, ноябрем и декабрем».

Объяснение римским неправильным названиям, осуждаемым в приведенном выше отрывке, можно найти в военной истории Римской республики. Шесть месяцев, первоначально обозначавшихся в римском календаре числами, а не именами богов, конечно же, не были пронумерованы неверно, когда им впервые были даны их названия. Первоначально официальный римский год начинался 1 марта — в месяце, названном в честь римского бога войны. И до тех пор, пока предел действия правительства распространялся не далее перехода в несколько суток от столицы, вновь избранный магистрат, возлагавший на себя эту обязанность с 15 марта, мог принять командование, возложенное на него, во время весеннего сезона. Однако когда поле военных действий римской армии распространилось далеко за пределы Италии, магистрат, назначенный командовать этими удаленными войсками, мог оказаться не в состоянии приступить к выполнению своих обязанностей до тех пор, пока не пройдет значительное время. Как это ни странно, в течение полувека после войны с Ганнибалом этот календарный недостаток не имел практического значения, ибо сам календарь был столь дико запутан, что месяц, который предположительно должен был возвещать приход весны, оказался отнесенным назад, к прошлогодней осени. Например, в 190 г. до н. э., когда римская армия разбила армию Селевкидов при Магнесии (в Азии), легионы прибыли вовремя по той простой причине, что официальное 15 марта в действительности было 16 ноября предыдущего года. В то же время в 168 г. до н. э., когда другая римская армия нанесла в равной мере решительное поражение македонской армии при Пидне, официальное 15 марта в действительности было 31 декабря предшествующего года.

Понятно, что между двумя этими датами римляне уже начали исправлять свой календарь. К несчастью, чем точнее он становился с астрономической точки зрения, тем яснее становилось то, что в качестве военного графика он устарел. Соответственно, в 153 г. до н. э. день, в который годовые магистраты должны были вступить в должность, сместился назад с 15 марта на 1 января. В результате вместо марта первым месяцем года стал январь. Астрономические несуразности продолжались вплоть до того времени, пока у Юлия Цезаря не появилась возможность своей диктаторской властью подкрепить выводы астрономов и ввести «юлианский» календарь, который был до такой степени точным, что просуществовал более полутора тысячи лет[418]. В то же самое время первому из шести пронумерованных месяцев — квинктилию — было дано имя, и он стал июлем. Следующий месяц в следующем поколении стал августом. Как-никак Юлий и Август были официальными богами, и появление их имен среди уже почитаемых богов не было неуместным.

Любопытную связь календарей с религиями иллюстрирует последующая история юлианского календаря. К XVI столетию христианской эры стало очевидно, что он запаздывает на десять дней. И тогда нашли вполне возможным пропустить десять дней и свести неточность календаря до незначительной величины, изменив правило о столетних високосных годах. В западно-христианском обществе XVI столетия, несмотря на то что век Галилея теперь следовал по пятам века Фомы Аквинского, чувствовали, что только папа может, так сказать, нажать на кнопку и запустить в ход реформу календаря. Соответственно, исправленный календарь был введен под именем папы Григория XIII[419] в 1582 г. Однако в протестантской Англии некогда почитаемый папа теперь превратился в просто позорного епископа Рима, от «гнусных преступлений» которого умолял избавить нас «Второй молитвенник» короля Эдуарда VI. В елизаветинском «Молитвеннике» это оскорбительное прошение из литании было пропущено, но чувство осталось. Английские и шотландские правительства твердо придерживались своего старого календаря на протяжении еще 170 лет, тем самым причиняя будущим историкам этого периода мелкие неприятности, связанные с необходимостью различать старый и новый стили. Когда Британия пришла, наконец, к согласию со своими континентальными соседями в 1752 г., британская публика в открыто рационалистическом XVIII столетии, по-видимому, подняла шуму больше, чем было поднято католическим миром в явно менее просвещенном XVI столетии. Не потому ли, что в отношении календаря парламентский закон был плохой заменой vox Dei[420] в виде папской буллы?