Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, – сказала Орнина, приближаясь с другой стороны с аптечкой в руках. – Чандрис, ты сможешь снять с него рубашку?
– Конечно.
Чандрис начала осторожно раздевать Косту. На его груди словно вспыхнула огненная полоса, заглушив боль в левой руке. Коста поморщился и только теперь с изумлением отметил, что его рубашка пропитана кровью. По всей видимости, порез на груди оказался глубже, чем он полагал. Странно, что он до сих пор не чувствовал боли.
И только потом, оторвав взгляд от своей окровавленной груди, он увидел Триллинга.
Тот неподвижно лежал на палубе. На его правой ладони, которая только что сжимала раненую руку Косты, блестела кровь. Из спины Триллинга торчал его собственный нож.
Коста вновь посмотрел на Чандрис и впервые увидел на ее глазах слезы.
– Чандрис? – негромко позвал он.
– Я была вынуждена, – едва слышно ответила она. – Иначе Триллинг убил бы тебя. Убил бы вас обоих. У меня не было другого выхода.
– Знаю, – сказал Коста и вновь поморщился, как только Орнина начала бинтовать его грудь. – Я…
– Не надо, – перебила Чандрис, с болью глядя на него сквозь слезы. – Не надо. – Она обернулась к телу, лежавшему на палубе. – Когда-то Триллинг был моим другом, – сказала она, содрогаясь от беззвучных рыданий. – Кроме него, у меня никого не было. Он заботился обо мне, защищал меня. – Чандрис закрыла глаза и уронила голову. – Любил меня.
Коста смотрел на ее лицо, по которому ручьем бежали слезы.
Теперь у него не оставалось ни малейших сомнений. Чандрис могла встать на защиту своих друзей, но мучительно переживать то, что ей пришлось сделать. Она могла пойти на жертвы ради высших целей, но сохранить при этом гордость и достоинство. Она могла чувствовать гнев и печаль, сожаление и любовь.
Пропаганда Пакса была ложью. Ангелы не превращали жителей Эмпиреи в нелюдей. Наоборот, они делали таких людей, как Чандрис, более человечными.
Орнина уже принялась за его руку. Их глаза встретились, и Коста прочел в них безмолвную подсказку. Обняв Чандрис за плечи здоровой рукой, он мягко привлек ее к себе.
И, словно пробив последний невидимый барьер, она уткнулась лицом ему в грудь и расплакалась, как ребенок. Как ребенок, которым она, в сущности, оставалась до сих пор, хотя не могла признаться в этом даже самой себе.
– Мне очень жаль, Верховный Сенатор, – сказал врач, глядя на экран своего портативного компьютера, – но, боюсь, мы до сих пор не знаем, что произошло с господином Роньоном.
Форсайт посмотрел на Роньона. Гигант завязывал башмаки с той напряженной сосредоточенностью, с которой брался за любое дело.
– Но сейчас он здоров?
– По всей видимости, да, – ответил врач. – Если вы оставите его у нас еще на несколько дней, может быть, нам удастся что-нибудь выяснить.
– Иными словами, выдумать какой-нибудь эксперимент, который еще никто не проводил?
Врач неловко пожал плечами.
– Можно сказать и так, – признал он.
– Ага, – пробормотал Форсайт. – Спасибо за предложение, но мы отказываемся.
Роньон покончил со шнурками и выпрямился.
«Теперь мы можем уйти?» – жестами спросил он, с тревогой и надеждой морща лоб.
«Да», – успокоил его Форсайт. Из беседы, которая состоялась у них чуть раньше, было абсолютно ясно, что Роньон чувствует себя здесь неуютно. Ему не нравилось, что он лежит; в незнакомой кровати и что его то и дело ощупывают мужчины и женщины в белых халатах, смотрят на него хмурыми взглядами и непрестанно возят на тележке по различным лабораториям. Форсайт не видел смысла заставлять его терпеть это и дальше, особенно если учесть, что у медиков иссякли идеи.
К тому же Форсайту хотелось побыстрее вернуть Роньона. Неизвестность относительно судьбы Лорелеи начинала действовать ему на нервы, он стал беспокойным и вспыльчивым. Это замечали все – от Пирбазари до временно прикомандированных к Форсайту сотрудников, которых ему навязало правительство Серафа. Чем раньше рядом с ним окажется наивный, непосредственный Роньон, тем лучше.
– В таком случае желаю вам всего доброго, – сказал врач. – Если приступы повторятся, немедленно дайте мне знать. До свидания, господин Роньон.
«Мы возвращаемся домой?» – спросил Роньон по пути к регистратуре, у которой Пирбазари заканчивал оформление документов на выписку.
«Пока нет», – ответил Форсайт, стараясь не выдавать охвативших его чувств. Судя по тому, как развивались события, могло статься так, что им некуда будет возвращаться.
Но Роньон, конечно же, ничего об этом не знал. Форсайт решил, что пока лучше держать его в неведении.
«Мы едем в Здание Правительства в Магаске, – добавил он. – Там находится наша временная штаб-квартира».
«Ох… – Роньон помедлил, и морщины на его лбу стали еще глубже. – Почему нам нельзя домой?»
«Мы вынуждены задержаться», – ответил Форсайт, внимательно приглядываясь к его лицу. Постороннему человеку могло показаться, что Роньон оправился от потрясения, которое он пережил у Ангелмассы.
Но Форсайт знал его давно и видел, что внешнее благополучие обманчиво. В уголках глаз Роньона появились новые складки, а его лицо, словно вуаль, окутал налет печали.
Может быть, она исчезнет, когда притупятся воспоминания о злополучном полете. Форсайт надеялся на это от всей души.
«У нас еще остались дела», – объяснил он.
«Вы имеете в виду, с Орниной, Хананом и Чандрис? – спросил Роньон. – Что с Хананом? Он в порядке?»
Внезапно Форсайт вспомнил, что не справлялся о делах Девисов с той самой поры, когда его заверили, будто бы состояние Ханана стабилизировалось.
«Думаю, да, – ответил он. – Если хочешь, мы можем навестить его, прежде чем уйти из клиники».
Морщины на лице Роньона разгладились.
«Правда?» – спросил он.
Форсайт улыбнулся:
«Конечно. Я уверен, Ханан будет рад увидеться с тобой…»
– Верховный Сенатор!
Форсайт поднял глаза. По коридору навстречу ему торопливо шел Пирбазари, сжимая в руке телефон.
«Быстрее», – велел Форсайт Роньону, прибавляя шаг. Его сердце учащенно забилось. Неужели что-нибудь о Лорелее?
Они встретились в середине коридора.
– Я только что звонил в СОЭ, – сказал Пирбазари, беря Форсайта за руку и отводя его в сторону. – Вы не поверите!
Форсайт собрал волю в кулак. Вот оно, начинается.
– Лорелея захвачена?
– Нет. Я имею в виду – дело не в Лорелее. Оттуда по-прежнему нет вестей. – Он взмахнул телефоном. – Ангелмасса перемещается.
Форсайт оглянулся на Роньона.