Мурашки пробежали по спине, и перед глазами мелькнул образ: мертвый барин в окружении молчаливых крестьян лежит на земле, а Василий, наступив коленом ему на грудь, вбивает в раскрытый рот… что-то? Бред! Остались бы следы. Константин выбрал из своего не слишком богатого инструментария пулевые щипцы и услышал хрип.

Врач развернулся всем телом и отшатнулся, перенося вес на согнутую ногу. Он замер. Михаил Андреевич Костаевский сидел на столе, все такой же бледный в оранжевом свете керосинок, и пытался откашляться. Он низко наклонил голову, хрипел и ритмично вздрагивал. Мягкий живот его резко втягивался при напряжении мышц, по подбородку стекала вязкая слюна. Потом он выпрямился и засунул в рот сложенные щепотью пальцы, сильно растягивая губы, нижняя челюсть опустилась так низко, что касалась груди. Всхлипнул, засопел и принялся вытягивать наружу что-то узкое, черное, влажное. Брезгливо отшвырнул от себя предмет, тот с глухим стуком упал на земляной пол. Константин опустил взгляд – в неровном свете показалось, что он видит продолговатую деревянную фигурку.

– Помоги! Отпусти! – просипел мертвый барин негромко, но четко. Он потянулся к Константину, один глаз смотрел прямо, радужка другого едва выглядывала из-под века. – Это…

Левая рука его вдруг опала, вторую он вскинул к голове, вцепился напряженными пальцами в волосы, лицо начало оплывать – уголок широких губ оттянулся книзу. В груди булькнуло, когда Костаевский попытался что-то сказать. Он открыл перекошенный рот:

– Ы-ы! Ыса…Ыса… А-а!

Тело откинулось назад, затылок уперся в столешницу, синюшные пятки дробно застучали, скинув покрывало и поднос с инструментами. От металлического звона Константин очнулся и сорвался с места – до лестницы наверх и открытой крышки погреба было всего несколько метров. Схватился за деревянную перекладину, обернулся через плечо. На груди мертвеца сидела на корточках женщина в свободном черном одеянии, словно бы монашеском. Колени натянули ткань, когда она склонилась ниже и плюнула в широко раскрытый рот.

* * *

– Ох, может быть, все-таки откушаете кулебяки? На одном бульоне ноги протянете, душа моя! Вы вон какой мужчина высокий!

Куликов хлопотал вокруг Константина с назойливостью старой няньки. Молодой врач напугал приказчика, когда выскочил из ледника бледный, с безумными глазами и пинцетом, который он сжимал так, что побелели пальцы. Константин диагностировал у себя солнечный удар, а духота и влажность подвала спровоцировали приступ. Усилием воли загнав внутрь страх, врач повторно спустился в погреб. В этот раз за спиной ахал приказчик, но Константин и под пытками не признался бы, что рад его присутствию и тому, как ловко Петр Акимович подхватил полотно и накинул на тело помещика.

– Ничего-ничего! Выспитесь, отдохнете, а завтра с утречка дело кончите. Прикажу мужикам Михал Андреича в кабинете разместить – там света и воздуха много, окна на солнечную сторону выходят.

Константин почти не отвечал на журчащую речь приказчика. Головная боль накатывала волнами, то усиливаясь, то почти исчезая. Таких реалистичных галлюцинаций у него никогда не было. Некстати вспомнилась лекция, где пожилой профессор с восторгом описывал жалобы пациента, который страдал от ярких фантасмагорических видений, к которым после присоединились обмороки, приступы эпилепсии, а потом полная слепота и мучительная смерть. Так! Еще не хватало накрутить себя до ипохондрического расстройства.

– Вот возьмите рыбки соленой! Только недавно плавала. Васька, блюдо поднеси господину доктору!

Константин вынырнул из своих мыслей, когда рядом оказалась знакомая девочка с повязкой. С такого расстояния он почувствовал легкий неприятный запах. Точно! Он же хотел ее осмотреть. Лучше заняться делом, чтобы навести порядок в голове. Девочка мельком глянула на него и положила кусок карпа на тарелку.

– Вот несчастная душа! – Куликов внутренним чутьем почувствовал интерес Константина. – Мать умерла давно. Отец – плотник, руки золотые! Разбился с полгода как, когда крышу усадьбы правил. Она от горя и онемела. Михаил Алексеевич, добрый человек, Ваську в дворовые взял. А какая прелестная девочка была! Как ангелок. И тут не повезло.

Константину стало неуютно. Девочка стояла, держа перед собой поднос, прямая и отрешенная. За пояс передника у нее была просунута тряпичная кукла, которую она прижимала согнутым локтем.

– Изба их сгорела недавно, хорошо хоть сразу тушить начали, даже на сарай огонь не перекинулся. Василису вытащили, а мачеха и детки угорели.

– Петр Акимович, я хотел бы девочку осмотреть. Бесплатно.

– Осмотреть? Это, прошу простить-с, в каком смысле? – Куликов склонил круглую голову к плечу. А Константин снова почувствовал раздражение. Что за недалекий человек!

– Провести осмотр пациента. Пусть девочка ко мне после ужина зайдет.

– А! Благодетель наш! – Куликов улыбнулся. – Осматривайте на здоровье! Никто не помешает. Васька, слышала, что барин сказал?

После чая приказчик быстро засобирался домой, поглядывая на большие настенные часы.

– Завтра часиков в восемь приду. Вы уж позавтракайте, пожалуйста, к этому времечку. Доброй ночи, Константин Егорович.

На этот раз рукопожатие вышло коротким и твердым.

* * *

Константин разместился в детской. Ее обстановка вызывала смутные воспоминания о днях, когда семья Бесковых снимала дачу на лето. Комната маленького Кости выглядела очень похоже. Две кровати, накрытые кружевными белыми покрывалами, книжный шкаф, невысокий столик, чтобы детям было удобно за ним заниматься, пара стульев и большой сундук в углу. На беленых стенах – несколько пасторальных акварелей. Неровные мазки и пятна выдавали начинающего художника.

В дверь легонько стукнули. Константин подавил желание отослать девчонку. Надо было лечь спать, возможно, даже приняв снотворное. Настойка опия при верной дозировке дарила здоровый долгий сон.

– Входи. Сядь сюда, на стул. Рядом с лампой.

Головная боль усилилась, он замер над открытой врачебной сумкой, качаясь на волнах боли. Сглотнул подкатившуюся к горлу желчь, тяжело задышал носом. Девочка за спиной тихо вздохнула. Константин обернулся и тут же крепко зажмурился, пережидая острую боль за глазницами. Девочка стояла обнаженная, прижимая к худой груди куклу. Даже в неярком свете был виден контраст загорелой кожи и белой, почти молочной. Василиса не делала попыток прикрыться – вторая рука безвольно висела вдоль тела, на внутренней стороне через сгиб локтя шел толстый рубец. Перед глазами поплыло. Тонкая узкая тень девочки на оштукатуренной стене вдруг взметнулась вверх и раздвоилась.

– Нет-нет… Оденься, для осмотра не нужно… раздеваться… – Константин еле выговорил это, морщась от мигрени. По левой руке от кисти до плеча пробежали колючие мурашки, будто он ее отлежал. Солнечный удар не проходит за пару часов. Врач снова повернулся к сумке, достал бинты, склянку с карболовой кислотой. Задумался: нужно ли что-то еще? Опий или инъекция морфия? Надо осмотреть рану, чтобы понять, насколько она глубокая, образовался ли струп. Лицо после ожога никогда не будет прежним, а