— Выведи из строя остальных!

Прежде чем друг успел что-то ответить, Стен отделился от группы влахаков, наградив при этом ударом в глотку еще одного противника и уходя из-под удара другого. Не обращая внимания на крики, он помчался в сторону Аурелы. Женщина увидела его приближение и на мгновение отвлеклась. Ее враг воспользовался этим, чтобы вонзить свою секиру ей в плечо. С криком худенькая женщина рухнула, и, прежде чем Стен добрался до них, сцарк ударил секирой еще раз, прямо по лицу.

Стену показалось, будто это он получил удар, что это его череп наполнился ледяным холодом. Издав дикий древний клич, от которого враг обернулся, Стен прыгнул вперед. С невероятной ловкостью влахак уклонился от удара и, держа меч двумя руками, нанес удар сам. Клинок вонзился в горло сцарка, сокрушая сухожилия, мышцы и кости. Рослый воин зашатался и попытался руками остановить кровь, хлеставшую фонтаном, затем его ноги подкосились, и он замертво упал на землю. Стен опустился рядом с Аурелой. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — слишком поздно, секира буквально разрубила череп надвое.

Не позволяя себе сейчас думать об этом, Стен вскочил и ринулся на четырех масридов, которые перекрывали ему путь к капелле. На пороге он увидел Натиоле, который, истекая кровью, прикрывал для него путь к отступлению.

— Входите! — крикнул Стен другу. — Заприте дверь!

Но Натиоле лишь покачал головой и пронзил еще одного масрида своим фирменным ударом. «Ты, проклятый дурак», — немного разозлившись, но с облегчением подумал Стен, нападая на солдат.

Против четверых сразу даже его фехтовальное искусство было бессильно. Он смог убить одного противника, но меч масрида болезненно прошелся по его ребрам, и Стен лишь чудом избежал удара секирой, нацеленного в голову. Влахак с диким воплем набросился на масридку и оттеснил ее, но прервал свою атаку, чтобы увернуться от очередного удара секирой.

Ловко, словно кошка, Стен отскочил от нападавших и устремился к входу в капеллу, Натиоле отбивался из последних сил. Не останавливаясь, Стен вонзил меч одному масриду в спину, а второго толкнул на землю. При этом чуть не выбили меч из его рук, но, Стен вцепился в оружие, словно утопающий за соломинку. Затем он и сам упал на землю.

Довольно неуклюже перекатившись, юный воин оказался у ног Натиоле. Вскочил, ударил очередного масрида, провернул меч и вынул его уже из трупа врага, а затем на четвереньках перелез через порог капеллы. Костин схватил его за руку и втащил внутрь.

— Нати! — скорее прохрипел, чем прокричал Стен.

Его друг сделал еще один выпад и отпрыгнул назад, в капеллу. Костин и Линорел бросились на массивную дубовую дверь капеллы и попытались закрыть. Но солдаты Цорпада тоже навалились на дверь снаружи. Из последних сил Стен присоединился к влахакам, толкая дверь плечом. Натиоле отскочил от двери и побежал вглубь помещения.

Несмотря на невероятные усилия влахаков, дверь медленно, но неумолимо открывалась. Натиоле вернулся с пылающей чашей в руке и швырнул ее в узкую щель приоткрытой двери. Еще в полете масло загорелось, и снаружи раздались ужасные крики боли. Из последних сил влахаки навалились на дверь и закрыли ее на засов. Снаружи в капеллу доносились стоны, Натиоле и Костин перевернули широкий деревянный шкаф и привалили им дверь. Стен очень хотел помочь, но единственное, на что он еще был способен, — это стоять, прислонившись к стене, и тяжело дышать, при этом каждый вдох и выдох вызывал горячую волну боли. Нати и Костин лихорадочно искали, чем бы еще заблокировать дверь, при этом Нати грубо оттолкнул священника Альбус Сунаса, которого они случайно закрыли в капелле вместе с собой.

Рядом со Стеном Линорел сползла по стене на пол и коснулась его рукой.

— Для меня было честью сражаться с вами.

— Еще не все кончено, Лино, — возразил Стен, он вытер рукой рот и замер на мгновение, уставившись на кровь на пальцах.

Линорел ничего не ответила. Стен глянул вниз и, к своему ужасу, увидел лужу темно-красной крови, которая расползалсь рядом с женщиной. На стене влахака оставила широкий красный след.

Стен склонился над Линорел. Ее дыхание было едва уловимо, и она, казалось, уже ничего не видела пред собой. Плащ обмотался вокруг женщины, и когда Стен откинул его, то увидел широкую и глубокую рану с рваными краями, которая тянулась от бедра почти до самого плеча, из нее, не прекращая, текла кровь.

— Нати! Костин! Нужна помощь! — прокричал Стен и попытался прижать плащ к ужасной ране, чтобы остановить кровотечение, но, прежде чем оба мятежника успели отреагировать, веки Линорел задрожали.

— Линорел! — взмолился Стен. — Останься с нами!

Но последний, глубокий вздох был единственным ответом влахаки. Ее тело содрогнулось последний раз и замерло навсегда. На глазах Стена выступили слезы отчаяния и гнева. Юноша сложил окровавленные руки женщины на груди и закрыл ей глаза, а потом прошептал:

— Да пребудут с тобой духи в твоем путешествии, Линорел сал Долеорман.

Рядом с ним на колени опустился Костин и глухим голосом сказал:

— Удачного тебе пути, Лино.

Стен почувствовал, как Нати положил руку ему на плечо, и отвернулся от отважной воительницы. Он хотел сказать что-нибудь, но голос подвел его, или он просто не мог подобрать слов… Но в этот момент дверь сотряслась под мощным ударом, и все обернулись.

— Быстро! — крикнул Натиоле и прижался к импровизированной баррикаде.

Стен сделал то же самое. Когда он оперся спиной на шкаф, то заметил священника, о присутствии которого они совсем забыли.

Несмотря на явный страх перед залитой кровью влахакой, служитель выпрямился во весь рост и крикнул:

— Никакого кровопролития в этом месте! Это храм света и жизни!

Стен в гневе подскочил и показал на Линорел:

— Слишком поздно, форбс! В твоей святыне уже пролилась кровь!

— Вы — варвары! Вы оскверняете… — начал было священник, но Стен перебил его:

— Заткнись!

Явно испугавшись, толстяк дрогнул и отшатнулся, потом упал на колени и стал молиться.

Под ударами крепкие двери капеллы трещали, и Стен больше не мог тратить время на священника. Но неожиданно натиск прекратился так же неожиданно, как и начался. Толстые доски, очевидно, оказались слишком крепкими, чтобы просто пробить их. Двор крепости накрыла подозрительная тишина.

Стен глянул на священника, который продолжал бормотать свою молитву.

— А за что ты молишься?

— Я молюсь, чтобы погибшие нашли путь к вечному свету, — ответил тот, взглянув на Линорел.

— А не о своей собственной жизни? — съязвил Натиоле, но Стен спросил еще:

— Свет для погибших? Для всех?

— Божественный Свет не различает масридов и влахаков. Мои молитвы касаются всех, кто лишился жизни.