На каждой ксиве уже имелась фотография.

– Ничего себе, – присвистнул Коромыслов. – Это же документы министерского образца, с голограммами, все такое… Мне же за это башку снесут!

– Будет прецедент – будем объясняться, – равнодушно проронил Жбанов. – Если мы серьезным людям станем выписывать какие-то индульгенции на газетной бумаге, нас не поймут. А с министром о такой мелочи вы договоритесь, вот образец… – Он достал лист бумаги с цветной копией бланка удостоверения. – Вот, подмахнете у него… Можно и после праздника, когда он вас поблагодарит за его безукоризненное проведение. А то, что вы подписали пару десятков удостоверений до своего триумфа, невелик грех.

– А-а! – обреченно махнул рукой Коромыслов и не глядя начал подписывать бланки, отстраняя их один за другим от себя. Бурчал: – Регистрируйте ксивы в кадрах, пусть там же и ставят печать… Заведите журнал. И… – строго уставился на Жбанова. – Чтобы – как штык на всех совещаниях. Общественного характера, имею в виду…

– Есть, товарищ генерал, – уважительно вытянулся он.

– Посмотрим, чего стоят отставные разведчики, – ядовито заметил Коромыслов, отодвигая от себя последнюю, увенчанную его подписью ксиву.

«Они же действующие иностранные шпионы», – подумалось мне, и судя по косому взору Жбанова, брошенного в мою сторону, мысль эту он на уровне тонких материй уразумел в точности.

Простился генерал с нами тепло, явно обнадеженный и отмякший душой.

– До завтра, – кивнул мне Жбанов. – Ты вот о чем подумай… Если снимешь хотя бы одно убийство с Евсеева, вся ваша мусорская помпа этим с лихвою закроется. Я не настаиваю, но ты подумай. Сходи к Баранову, его отдел тоже наверняка нагрузили, а его опера – не колбасники, от зарплаты до зарплаты перебиваются, не тебе объяснять… Дело все равно до суда доведете… И срок там будет немалый. А Баранов – персонаж понимающий…

– Идея, – неохотно согласился я.

Едва я проводил Жбанова, из Америки позвонил Юра.

– Думаю, ты поймешь меня правильно, – задушевно начал он, но я его перебил:

– Ленка тоже в курсе?

– Да ты что! – воскликнул он едва ли не с ужасом. – Еще ее вмешивать! Не та тема!

– Близкий контакт со мной, – продолжил я, – чреват для тебя серьезными физическими увечьями. – И отключил связь.

Перезвонить мне повторно эта сволочь не решилась.

Прощай, Юра. Вот я и потерял друга. Пускай и лукавого, далеко не беззаветного, но олицетворявшего в моем сознании и детство беспечное, и юность с радужными ее мечтами, да и вообще все светлое, канувшее в никуда. А других друзей отныне и нет. Так, знакомцы.

Следом позвонил помощник Олейникова, крепко выручивший меня в прищучивании араба. Сказал, что через пять минут будет у проходной.

Я вышел на сырую улицу, исхлестанную тяжелым холодным дождем вперемешку со снегом, к подкатившему к проходной джипу. Отстранил сержанта, бросившегося отгонять припарковавшуюся в запретной зоне машину:

– Свои…

В машине за рулем сидел помощник, сзади – два рослых мужика лет под пятьдесят с физиономиями прошедших многие тернии бойцов. Явно бывшие военные.

– Познакомься, наши ветераны из «Альфы», – представил мне пассажиров помощник.

Я пожал решительные крепкие ручищи.

Из дальнейших пояснений помощника и его друзей следовало, что они руководят одной из охранных фирм, в чьем наименовании упоминается обозначение их славного подразделения. Однако занимались отставники не столько охраной, сколько крышеванием подопечных бизнесменов, с одним из которых случилась беда: коммерсант попал под стальную пяту Есина, выходов на него у крыши не было, а дело между тем пахло крепким керосином увесистой статьи.

– Тысяч шестьдесят… готовы без торга, – проронил один из ветеранов. – Хоть сейчас…

– Ну, посидите, подождите, сейчас наведаюсь к Есину, – сказал я. – Мне ничего не надо, но товарища, – кивнул на помощника, – попробую выручить.

Разговор с Есиным происходил в коридоре, на ушко.

– Знаю ситуацию, поправима, – реагировал он.

– Тысяч шестьдесят они готовы хоть сейчас, у них в машине…

– Чего? – изумленно уставился он на меня. – Ты запомни: все разговоры в моем ведомстве начинаются с сотни. Это во-первых. Во-вторых: дело весит двести пятьдесят. Но уж коли ты просишь, сотню я минусую. Да и ты тоже тут при делах, не забывай. В общем, скажи им, даем детский тариф, даже не студенческий. И пусть перекрестятся. И поторопятся. Нет времени на медленные танцы.

– Мне, честно говоря, как-то неудобно, – чистосердечно признался я. – Все-таки чекисты, из «Альфы»… Говорят, брали дворец Амина, – прибавил я уже от себя. – Герои, так сказать…

– Да что ты в самом деле! – перешел он на полный голос. – Они свою марку используют, вот и все. Этих «Альф» развелось под знаменем настоящей – не сосчитать! А кто в них? Да те же коммерсанты! Ну, были на них когда-то погоны, и что? Герои, говоришь? Дворец Амина? А чем тут гордиться? Незаконной боевой операцией на территории суверенного государства? С горой трупов, где были и дети, и наши мирные специалисты? А чем потом дело закончилось? Тысячами убитых солдат и уходом обратно за речку? В общем, сто пятьдесят. Да! Тут госбезопасность дагестанскую братву прихватила… Говорят, по заказу твоего Олейникова… Хорошо бы помочь…

Об этом успехе чекистов я уже был наслышан. Они вели следствие, опираясь на тайно изъятые из сгоревшего архива материалы. Жулики в свою очередь опирались в своих показаниях следствию на факты своей невиновности, по их мнению, неоспоримые, ибо опровергнуть факты были способны исключительно погибшие в огне документы. А потому с уверенностью подписывали один протокол допроса за другим, уверенно загоняя себя за решетку. И – впали в ступор, когда им были предъявлены словно восставшие из золы свидетельства махинаций.

– Поговорю… – пообещал я Есину неопределенно, после чего вернулся в машину, где поведал публике о детском тарифе и прочих межведомственных льготах. И был несказанно удивлен, когда, изъяв, видимо, некоторую излишнюю сумму из загодя приготовленного портфеля, мне портфель вручили, посетовав вскользь:

– Дороговато, но ладно… Когда будет отказ в возбуждении?

– Ждите, – сказал я. – Думаю, в течение часа.

– А это – вам лично, за хлопоты, – произнес один из ветеранов, протягивая мне конверт. На ощупь – десятка тысяч американской валюты. И когда я уже закрывал дверцу машины, услышал краем уха донесшуюся сквозь зубы реплику из салона:

– Ничего святого у мусоров…

Я вновь отправился к Есину.

Передал ему портфель. Произнес нейтральным тоном:

– Скажи кому, что чекисты проплатили мусорам… О, времена, о, нравы. Они в машине у проходной, ждут «отказа»…

– Сейчас вынесут, – кивнул он. – Пошлю человечка. А потом и с тобой разойдемся бортами. – Выразительно покосился на портфель. – Ты, кстати, с празднеством-то тоже поднапрягись, я из своего кармана за эту чушь с салютом и с концертом выкладывать не собираюсь…