Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На «сладкое» прилагалось послание, перехваченное вместе с самирским посланником в Ассубу. Энмер-ани небрежно отмечал, что ознакомился с ним и разрешает сделать это и мне.
Написанная мелкими штрихами пластинка была замусолена, потерта, но было заметно, что создавали ее у костра. Мелкие травинки и частички пепла влипли в красноватую поверхность глины, делая ее немного рябой. Судя по личной печати, писал Асмаррах. Надо сказать, что при всей близости отношений мы были знакомы без году неделю. Только сейчас я осознала, что совершенно ничего не знаю о привычках любимого человека, о тех мелочах, что позволяют супругам действовать как единое целое, не проверяя ежеминутно друг друга на прочность.
Это послание тоже было официально сухим и жестким. В то, что это писал или диктовал Асмаррах, верилось с трудом, хоть внизу и была оттиснута одна из личных печатей.
«С тех пор, как я просил тебя, владыка Кареша, отдать мне Золотой цветок, солнце зашло много раз. Ты оскорбил меня отказом дважды. Теперь я пришел не просить. Владыка-отец даровал мне много воинов, и все земли, что я смогу взять, и богатство. Покоритесь моей воле, иначе я принесу на земли Кареша гибель и разрушение. Тебя убью, а дочерей сделаю своими рабами».
Все это могло быть правдой, если вся игра самирского наследника была хорошо продуманной ложью с самого начала. Могла… Как же тяжело даже на мгновенье допустить, что эти сильные, нежные руки, горячие, требовательные губы – все это было расчетливой игрой. И эти подозрения вполне могли бы пустить корни в мозгу юной Юилиммин, не ведавшей иной любви и ласки, по-девичьи наивной и влюбленной. Но глубоко внутри я помнила о прошлом, фальшивых словах, обмане и расчете. За дни, прошедшие после нашего с Асмаррахом расставания, я тысячи раз анализировала каждый миг нашего скоротечного романа. Вспоминала то искреннее непонимание, которое вызывала у него моя гуманность, обычная для любого в моем времени и столь чуждая здесь. Нет, этот человек относился к царевне Юилиммин с любовью, смешанной с малопонятным мне восхищением. Иногда мне казалось, что он любуется мной, как Пигмалион своей Галатеей, и действительно верит в то, что моими устами говорит Всеблагая. Такое нельзя подделать. Наверное, нельзя…
Я и не заметила, что уже полчаса сижу неподвижно, уставившись вперед невидящими глазами. Из транса меня вывел стук и звук бьющейся глины. Письмо, выскользнув из рук, упало на влажный земляной пол и раскололось. Эффект был таким, если бы я в отчаянии швырнула злосчастную табличку о камни. Несколько осколков ощутимо ударили по ногам, приводя в чувство. Мир вокруг словно бы на мгновение дрогнул и вновь обрел четкие очертания.
Быстрым взмахом руки я не позволила кинувшимся собирать осколки слугам сделать это. Непонятный гнев закипал в душе на фоне четко сложившейся картинки.
– Лжи самое место под ногами! – мой звонкий голос взмыл над глухим шумом перешептываний находившихся в шатре людей. – Кто дал тебе это письмо, посланец?
Я заметила, как на мгновение напряглись, закаменели мышцы на лице гонца, а на щеке из мельчайшего пореза уже набухала капелька крови. Незаметная для большинства, с моего места она словно сияла рубиновым светом. Мужчина, видя к себе пристальное внимание, опустился на колени и как можно смиреннее произнес:
– Все послания вручил мне писец сиятельного и могучего Энмера-ина, предводителя отважного войска хоннитов!
– Слышал ли ты сам слова царевича Энмера, и каковы они были? – я не собиралась так легко сдаваться. Мой бывший жених очень умен и, надо полагать, постарался не допустить явных просчетов.
– Я уже сказал тебе все, сиятельная! Для тебя мне передали только таблички.
– Глина легко солжет! Посмотрим же, что скажет человек… – я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. Нужно успокоиться и делать то, что должно.
– Этого воина заключить под стражу и отправить вниз, в долину, – металл в собственном голосе казался чем-то чуждым, но давал опору. Эти люди будут слушать мои приказы, иначе я умру…
– К Энмеру-ина поедет другой. Я хочу, чтобы уважаемый Ремишмат-ина и другие военачальники обсудили немедленно наш дальнейший план действий. Ждать некогда.
И это было правдой, уже к полудню ветер донес до лагеря запах дыма. С каждой секундой он становился все ярче, а вскоре со стороны западных ворот воздух начал терять прозрачность. Ветер нес мириады частичек пепла, оседавших серым снегом на всем, словно рядом снова горела Ассуба. А потом появился новый гонец, совсем еще мальчик, взлохмаченный и перепачканный. Он рухнул на колени сразу на пороге шатра и, обращаясь ко всем, произнес:
– Войска Самира прорвали нашу оборону и вошли в ущелье! Царевич Энмер захвачен в плен или убит! Мы вынуждены отступать. Не позднее заката враг будет здесь, мы их не удержим!
Последние слова потонули в гуле голосов. Карешские командиры, казалось, забыв обо мне, принялись что-то обсуждать. Но терпеть подобное я была не намерена.
– Обсуждать новость и планировать действия вы будете только при моем участии! – я поднялась со своего плетеного кресла, чтобы хоть немного стать более заметной. Владыка так делал всегда, когда хотел показать важность момента. Его могучая фигура возвышалась надо всем, напоминая о власти, уме и недюжинной мощи.
Гулкий удар металла о металл мгновенно прекратил перешептывания, и все присутствующие обратили свой взгляд к моей хрупкой фигурке. Это Гаруул плашмя ударил клинком о щит.
– Повторяю, все решения будут приниматься только в моем присутствии и с моего одобрения! – я, прищурившись, оглядела воинов и челядь. – Мой великий отец и ваш владыка даровал мне это право. Всеблагая и Аннан поддержали его выбор! Сейчас у нас есть два пути – сражаться здесь, погибнуть и погубить свою землю, которая уже стонет под копытами степняков! Они жгут наши дома, они хотят отобрать у нас те крохи урожая, что удалось вырастить. Если мы умрем здесь, то кто защитит наши земли? Но мы можем остановить противника другим способом! Великая Иинат подарила нам его! У нас есть язык, чтобы говорить и мы будем говорить о мире! В это сложно
