Один поток даже не успел прорыть себе глубокого русла, бежал почти что по голым камням, все время растекаясь на множество ручейков. Прямо в лощинке этот поток впадал в речушку покрупнее, мчащуюся среди огромных камней. Сыскари стали искать переправу. Гриша видел, что они кричали даже друг другу, с расстояния в два-три шага — так шумела вода.

Гриша ходил за сыскарями буквально в нескольких шагах, и почувствовал, — уже пора кончать. Развлекать его эти люди перестали, скорее вызывали раздражение. Планы мести, придуманные вчера, требовали реализации.

Гриша прикинул — отсюда до его избушки по прямой — километров пятнадцать. Хорошо, добыча приперлась сама! И стал искать места, где лучше всего прибрать к рукам этих двух жирненьких ментов.

Стрелять Гриша не стал, он просто вышел из-за ствола, сделал несколько шагов, и сразу же обрушил удар палки на голову Саши. Парень рухнул. Данилов начал поворачиваться, что-то соображать, и Гриша ударил второй раз. Ну вот и все. Дело сделано.

12–18 августа 2001 года

Данилов очнулся от того, что какие-то растения касались его лица, мягко мазали по шее и ушам. Его качало, мир перевернулся, и к тому же он был нездоров: тошнило, и болела голова. Данилов чувствовал какие-то мягкие толчки, идущие как будто от живота. Он двигался, и как раз поэтому его трогали, по его лицу и шее ездили метелки, веточки трав.

Данилов не сразу понял, почему он не может шелохнуться и почему мир так странно сместился. Оказалось, он еще и связан и висит вниз головой, на чем-то движущемся через лес.

— Эй!

Никакого ответа.

— Эй, я капитан угрозыска Данилов! Куда вы тащите меня?

Никакого ответа.

— Да черт бы вас всех побрал! Я мент, будете отвечать по закону!

Крики получались тихими, жалкими, трескучими. И — никакого ответа. Данилов замолчал, понимая бессмысленность спора. Попросту не было сил.

Сколько прошло времени, пока перед глазами замелькала галька, исчезла трава — он не мог бы сказать. Сознание оставалось неясным, как бывает иногда спросонья, если проснешься в душной комнате. К тому же болела голова, боль пульсировала, и временами Данилову казалось, что совсем рядом бьет колокол. Бум, бум, бум, бум, бум — лупил колокол, и каждый звук отдавался новым взрывом боли.

Наконец движение прекратилось, Данилова сняли и положили на что-то твердое. Дико кружилась голова, и все-таки он сумел понять — под ним дощатый пол, он лежит в каком-то помещении.

Данилова подняли, посадили в какое-то кресло, что-то стали делать с руками, потом с ногами. Мир крутился, вставал на дыбы, и стоящий перед Даниловым человек то оказывался к сидящему под невероятным углом, то опять стоял возле него. Человек этот внимательно всмотрелся в Данилова, произнес что-то вроде «А вот сейчас…», быстро вышел.

Данилов ждал, что человек вернется с кружкой спирта, универсального таежного лекарства, но человек пришел с несколькими пузырьками.

— Ну-ка!

У губ Данилова оказалась кружка, но с чем угодно, только не со спиртом. Пахло медикаментами, и вкус был откровенно больничный.

— Чаю хотите?

Человек ждал ответа, и Данилов каркнул ему:

— Да!

Данилов пытался взять кружку, но оказалось, его руки привязаны к ручкам кресла. Привязан очень крепко, но не веревками, а бинтами, нарванными из ткани, и рукам ничего не угрожает. Пришлось пить из рук своего нового знакомца, а потом смотреть, как он расхаживает по комнате, смотрит какие-то железяки на полке, надевает новую рубаху. Тело незнакомца оказалось тощим, жилистым и смотрелось так, словно он под кожей весь был перевит веревками. Сразу видно — неимоверной силы человек.

— А кстати, давайте знакомиться! — произнес человек, и лицо его осветилось очень хорошей, доброй улыбкой. — Ведь это меня вы уже третьи сутки ловите, пора и познакомиться. Меня зовут Гриша. Григорий Астафьев. А вас?

Тут только Данилов заметил, что зеленый туман перед глазами отступил, голова почти не болит, колокол исчез, и мир не несется в диком танце. Незнакомец, во всяком случае, выглядел вполне определенно.

— Майор Данилов. Сергей Александрович Данилов.

— Майор? Вроде, недавно были еще капитаном? Сережа, вы ничего не путаете? — голос сочувственный, добрый.

— Ну, капитан, — криво улыбнулся Данилов.

— Капитан, а ты любишь философию?

Вопрос был такой невероятный, что Данилов сразу как-то сразу его и не понял.

— Что уставился? Я серьезно спрашиваю. Ты Ницше читал?

— Не-ет…

— А Шопенгауэра?

Что-то зашевелилось в памяти Данилова, что-то полузабытое, далекое. Какое-то не очень актуальное воспоминание студенческих времен.

— Я Гегеля читал, и Фейербаха.

Незнакомец внимательно ждал, и Данилов честно добавил:

— Пожалуй, все…

— Ты их читал, капитан, или ты их проходил? Давай честно, меня не обманешь. — Гриша упер в грудь капитану длинный жилистый палец. — Ты их читал, или листал хрестоматию? А?

— Скорее листал хрестоматию, — бледно усмехнулся Данилов. — А что, это так страшно важно?

— Для тебя страшно важно, капитан — серьезно ответил Григорий Астафьев.

— Ну ладно, в философии я ноль. А вот ты Шкловского читал?

— Это у которого то есть внеземные цивилизации, то их нет? — скривился Гриша. — Это который всю жизнь только то писал, что ему в ЦК продиктуют? Тоже мне, нашел авторитет…

Но тут Данилов кое-что мог сообщить:

— Амбарцумяна тоже не читал? А Хойла? Бербиджа? Зельдовича? — развести руками Данилов не мог, но пожать плечами ухитрился. — Ну, выходит, с тобой тоже не обо всем говорить можно… Скажем, категория бесконечности. Или проблема схлопывания Вселенной. Представляешь, пройдет всего восемнадцать миллиардов лет, и вся видимая Вселенная превратится в материальную точку. Исчезнут метагалактики, галактики, звезды, планеты, другие космические тела… Их не будет, они сольются в единую материальную точку с непонятными еще физическими характеристиками. Представляешь?

Гриша молчал, смотрел задумчиво. Данилов ехидно усмехнулся.

— Выходит, и с тобой не обо всем можно разговаривать, друг Гриша. Вот меня как-то больше устройство Вселенной волновало, не философия. Так уж получилось.

Григорий рассматривал его с непонятным выражением, наклоняя голову и направо, и налево.

— Ну ты даешь, капитан! А знаешь, может быть, мы с тобой еще и сработаемся… Ты человечину ешь?

И этот вопрос был настолько диким, невероятным, что Данилов не нашел сразу ответа, только уставился на Гришу. Гриша внимательно ждал.