Миранду забила неудержимая дрожь в объятиях Тарнболла, и она прильнула к нему, посмотрев на волнистую поверхность.

– Это похоже на какой-то безобразный коралл-мозговик, – содрогнулась она. И Джилл понял, что должен сообщить им самое худшее.

– Мягкий, теплый, в извилинах и безопасный на вид, – перечислил он. – Но это не вулканическая деятельность и не лава или коралл. А на мозг он похож, потому что…

– Потому что… это и есть мозг! – Анжела попыталась оторвать ноги от поверхности, чуть не упала сама и почти уронила Джилла.

– Боже милостивый! – воскликнул Джек Тарнболл. Лицо его сделалось пепельно-серым, таким же серым, как этот отвратительный ландшафт. – Кошмар Уэйта: мозг, пораженный раком! Там, внизу, под этим холмом – больной участок. Воронки – это распространяющийся рак, а эти мерзостные испарения – вонь его гниения!

Он еще не договорил, а все шестеро уже ступали с предельной осторожностью, поглядывая на дрожащую под ногами поверхность, и замечая, словно впервые увидев, пульсирующие прожилки тусклого цвета, словно подводные течения под ее массой.

– Какой-то… какой-то живой мозг, – Миранда пошатнулась и чуть не упала. – В некотором смысле, мозг бедняги Джорджа в последней стадии смертельной болезни! – Она собиралась упасть в обморок, только обхватившая за талию рука Тарнболла удержала ее на ногах.

– Черт побери, Спенсер! – выкрикнул спецагент. – Где эта гребаная дверь?

Перед безнадежной схваткой за спасение Джорджа Уэйта Джилл спрятал для сохранности жало в сумке-бауле. Теперь он рывком открыл сумку, вынул антенну и направил ее вверх по склону холма, примерно в ту же сторону, куда и раньше. Возможно, подействовала настоятельная необходимость спасения или его талант пришел в себя, но, как бы там ни было, ментальная щекотка ощущалась по-прежнему.

– Там, наверху! – сообщил он. – Она должна быть там, наверху.

– Там ничего нет, – покачала головой Анжела, проведя языком по губам. – Всего лишь макушка какого-то холма. – В действительности она хотела сказать – макушка огромного мозга.

– Нет, – скрипнул зубами Джилл. – Говорю вам, я чувствую – наверху должно что-то быть.

Они с трудом двинулись на вершину, стараясь ступать как можно легче на это пульсирующее вещество у них под ногами. Но на гребне макушки увидеть ничего не довелось. Только клубящийся повсюду океан грязно-серого тумана.

И по мере того как они приближались к вершине, Рука Джилла постепенно опускалась из горизонтального положения вниз, пока не стала указывать на волнистые контуры самого мозга… указывать вертикально вниз, на «землю» у них под ногами. И он покачал головой.

– Я… я не понимаю.

– В таком случае, мы все в одной лодке, – отозвался Стэннерсли, – так как я знаю, что я-то уж точно ни черта не понимаю. – И он почувствовал, как к горлу его внезапно подступил неудержимый смех. Но он знал, что должен сдерживаться, что и все испытывают, по меньшей мере, столь же сильный ужас, что и он. – Я… я сожалею, – извинился он. – Но, Боже – этот мир действительно достает меня!

– Именно это ему и полагается делать, – сжал ему плечи Тарнболл. – И именно этого мы и не должны позволять ему делать!

Но слова его словно каким-то образом накликали беду, так как теперь Миранда принялась перескакивать с ноги на ногу, прыгая на цыпочках, чтобы избежать чего-то, увиденного ею:

– Боже мой! Господи, Боже мой! Смотрите! Смотрите!

Все посмотрели, попятились и уставились друг на друга в полнейшей панике. В том, что они считали твердым веществом мозга, образовались серые воронки. И из этих воронок извергался поток гнилой серой мерзости, раздуваясь, словно в восходящем потоке! Рак, живой и явно чувствующий, живущий в кошмарном мозге Уэйта! Шероховатые усики и щупики следовали за раковым струпом, разворачиваясь в воздухе, слепо шаря в направлении шестерки. Барни тявкнул и метнулся прочь, когда один усик хлестнул и обвился вокруг него.

Но Тарнболл перерубил это щупальце своим оружием из клешни, и оно упало, извиваясь, на волнистый мозг – и прорыло себе ход внутрь!

– Он распространяется! – Анжела на мгновение поддалась страху – и столь же быстро взяла себя в руки.

И обратилась к Джиллу:

– Спенсер. Спенсер Джилл! Просто-напросто вытащи нас отсюда к чертовой матери!

Эти воронки, раковые клетки, всплывали к поверхности и делали гниющим до сих пор здоровое вещество вокруг себя, а Джилл так и стоял, направив инопланетную антенну на «землю». И голос его дрожал, когда он ответил:

– Она здесь. Она действительно здесь, глубоко внутри… этого. И притягивает с каждым мгновением все сильнее. Джек, Анжела, все вы, держитесь. Ради Бога, не уходите сейчас. Что-то… что-то надвигается.

Громадный мозг теперь бился, пульсировал, и шестерку окружила дюжина воронок, выбрасывавших во все стороны усики, свои дрейфующие слои раковых струпьев и выворачивающие внутренности дымы. И что еще хуже, эти усики, похоже, знали, где находятся Джилл и остальные, их щупики изгибались внутрь, все время приближаясь.

– Черт побери! – прохрипел Тарнболл. – Мы же дышим этой мерзостью. Я хочу сказать, она затрагивает нас! – Теперь пробрало даже его, главным образом потому, что, похоже, не виделось никакого выхода. Казалось, вся сила и решимость в мире не помогут спецагенту, Миранде или любому из них выбраться из этого мира.

И это выглядело несправедливым, потому что бедняга Джордж Уэйт уже заплатил цену.

Но Джилл по-прежнему охал:

– Оно надвигается. Оно надвигается!

И в следующий миг оно все-таки надвинулось. Волнистые контуры огромного мозга у них под ногами внезапно вспучились, раскололись, словно лопнувший пузырь, когда толстые слои серого мяса сложились гармошкой. А из пульсирующей пульпы у них под ногами поднялась пара содрогающихся ступней, голеней, ног… нижней части туловища человека. И по одежде на этом теле все поняли, что это Джордж Уэйт. Он вышел ногами вперед, точно так же, как вошел. Ноги у него спазматически брыкались, вырываясь за края этого извержения, а остальное тело продолжало выходить без остановки.

Выглядело так, словно громадный мозг рожает.

И из этой кашицы вынырнула спина, тяжело подымающаяся и опускающаяся грудь, затем появились беспорядочно молотящие руки, возникла шея, и, наконец, голова. Ужасная голова Джорджа.

Его глаза оставались открытыми, выпученными. Челюсть у него отвисла, и рот издавал звуки, которые никогда не смог бы издать никакой человек. Но голову его, казалось, что-то удерживало, и подбородок нацеливался круто вверх, словно кто-то пытался втащить его обратно за волосы. Затем серая, рифленая поверхность еще раз вспучилась и начала раскалываться, словно огромная перезрелая дыня. И, наконец… шестерка увидела, что же его держало.

Это был просто-напросто вес его же головы – или того, чем стала его голова.