В последующие дни работа Демократического совещания приняла рутинный характер. Сменяя друг друга, выступали ораторы от разных политических групп, а переполненный в первый день зал был теперь заполнен в лучшем случае на четверть. Суханов вспоминал: "Внимание быстро притупилось; коридоры и буфет были переполнены. Пожалуй, делегаты удерживались в Александринке только ожиданием какой-ни-будь сенсации, скандала, а также надеждой, что в один прекрасный день будут прекращены осточертевшие прения и они понадобятся для "решающего" вотума".[384]

Скучавшие в ложе прессы журналисты оживлялись лишь тогда, когда на сцену поднимался кто-то из ораторов-больше-виков. Среди тех делегатов Демократического совещания, кто указал свою партийную принадлежность, большевиков было всего 134 человека. Однако вели они себя как хозяева положения. Правда, так казалось только на первый взгляд. На самом деле внутри большевистского руководства тоже не было единства по вопросу о линии поведения в сложившейся обстановке.

Главной проблемой было отсутствие в Петрограде Ленина. Выдвинутые против него в июле обвинения так и не были сняты. Говорили, что Керенский специально отдал приказ караулу, охранявшему театр, арестовать Ленина и Зиновьева, если они решат появиться на совещании. Но Ленин по-прежнему оставался в Финляндии. Хотя расстояние между Гельсингфорсом и Петроградом можно было преодолеть на поезде за несколько часов, Ленин ощущал себя в изоляции и ежедневно забрасывал ЦК письмами.

В первые дни после завершения корниловской истории Ленин пребывал в уверенности, что вопрос о создании социалистического правительства, ответственного перед Советами, может быть решен в ближайшее время. С этой целью он был готов идти на соглашение с меньшевиками и эсерами. Но образование директории и попытки Керенского сформировать новую коалицию заставили лидера большевиков вернуться к политике противостояния. В разгар работы Демократического совещания в большевистском ЦК были получены два письма от Ленина. Он призывал партию немедленно начать готовиться к вооруженному восстанию. Ленин требовал, не теряя времени, "организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство…".[385]

Призывы Ленина стали неожиданностью для его соратников. На заседании большевистского ЦК 15 сентября 1917 года было решено, что содержание ленинских писем не должно выйти за пределы высшего руководства партии. Каждый из участников этой встречи помнил неудачное июльское выступление. Было ясно, что второго разгрома партия не переживет. В итоге большевистская декларация, зачитанная 18 сентября на заседании Демократического совещания, была выдержана в сравнительно умеренном духе и ограничивалась призывом к передаче политической власти Советам, не подкрепленным какими-то конкретными шагами.

К этому времени стало очевидно, что совещание зашло в тупик. Надежды на то, что делегаты, собравшиеся в Александрин-ском театре, выработают программу выхода из кризиса, быстро пошли прахом. Всё обсуждение в конечном итоге свелось к одной проблеме — допустимости создания новой коалиции. Решающее голосование состоялось 19 сентября. За возможность коалиции высказались 766 человек, против — 688, воздержались — 38. Учитывая количество голосовавших, перевес сторонников коалиции был не таким большим. Но и на этом дело не кончилось. На голосование были поставлены две предложенные ранее поправки. Первая заявляла о невозможности коалиции с теми элементами кадетской партии, которые проявили свою причастность к Корниловскому мятежу. Вторая поправка распространяла этот отказ на всю кадетскую партию. В итоге обе поправки были приняты подавляющим большинством.

Ситуация запуталась вконец. Делегаты одобрили коалицию с буржуазией, но отказали в праве участвовать в ней единственной буржуазной партии. Когда же на голосование была поставлена уже принятая резолюция с учетом поправок, те же делегаты, которые часом раньше проголосовали "за", теперь высказались против коалиции. Это вызвало растерянность у большинства участников Демократического совещания. Единственным выходом, устроившим всех, стала передача окончательного решения в президиум, пополненный для этого случая представителями фракций.

У основной части делегатов Демократического совещания главным впечатлением от его работы осталось чувство напрасно потраченного времени. Российская "революционная демократия" даже в предельно критической ситуации так и не сумела преодолеть внутренний раскол и ставшие уже привычными колебания. Это играло на руку единственной политической силе — большевикам.

Провальный исход Демократического совещания сыграл на руку и Керенскому. Раскол, царивший в рядах левых, превращал его в незаменимую фигуру. Теперь он мог поступать по своему усмотрению, поскольку единого мнения совещание так и не выработало.

Утром 20 сентября 1917 годав Смольном, где согласно принятому накануне решению собрался расширенный президиум, появился посланец из Зимнего дворца. Он привез письмо от Керенского, где тот сообщал, что в сложившейся ситуации он намерен руководствоваться итогами первоначального голосования, одобрившего сам принцип коалиции. По этой причине он уже обратился к ряду видных представителей цензовой общественности с предложением о вхождении в состав правительства.

Позиция Керенского стала неприятной неожиданностью для собравшихся в Смольном. Дело в том, что буквально за час до этого вопрос о коалиции вновь был поставлен на баллотировку и провален 60 голосами против 50. Ввиду вновь открывшихся обстоятельств участники совещания приняли решение временно отложить принятие окончательной резолюции и пригласить премьер-министра для объяснений. Керенский прибыл в Смольный около пяти часов вечера. Не тратя времени, он подошел к трибуне и обратился к собравшимся с речью. На этот раз в ней не было эффектных ораторских приемов — Керенский был непривычно лаконичен и сух. Он привел страшные факты, свидетельствующие о назревающей катастрофе, и обвинил левые партии в нежелании прийти на помощь стране. Закончил он словами о том, что готов подчиниться любому решению Демократического совещания, но если делегаты санкционируют создание однородного социалистического правительства, он, Керенский, в его состав не войдет.

Едва закончив выступление, Керенский покинул здание Смольного. Он знал, что делает, — бóльшая часть президиума совсем не хотела его ухода. За семь месяцев революции он до такой степени стал олицетворением власти, что, казалось, без него всё немедленно рухнет. После отъезда Керенского спор о коалиции было решено на время прекратить.

В последние дни работы Демократического совещания сразу у нескольких фракций возникло предложение сформировать из состава присутствующих в зале делегатов постоянно действующий орган, который бы контролировал деятельность правительства вплоть до созыва Учредительного собрания. Название для него сразу не подобрали и в просторечии чаще именовали "предпарламентом". Сейчас по предложению Церетели было решено оставить вопрос о допустимости коалиции на усмотрение "предпарламента". Это был не лучший выход из ситуации, но другого никто предложить не мог.