Но не Дэн Митрионе ввел практику пыток политических заключенных в Уругвае. Эту практику с начала 1960-х время от времени вела полиция. Однако в неожиданном интервью ведущей бразильской газете в 1970 году бывший глава разведки уголовной полиции Алехандро Отеро (Alejandro Otero) объявил, что американские советники, и в особенности Митрионе, превратили пытки в обычную, рутинную меру. Причем к средствам причинения боли они добавили «научной» изощренности и усилили психологическую обработку, чтобы породить отчаяние: например, ставили запись голосов кричащих женщин и детей, говоря узнику, что это его семью пытают (4].

«Жестокие методы, которые начали применяться, — сказал Отеро, — вызвали подъем в деятельности «Тупамарос». До того они применяли жестокость только в качестве крайней меры» [5].

Интервью в газете очень расстроило американских чиновников в Южной Америке и Вашингтоне. Байрон Энгле позже попытался объяснить, что «три бразильских репортера в Монтевидео не собирались публиковать интервью. Позже мы узнали, что материал был кем-то подсунут в статью в наборном цехе в Jomal do Brasil» [6].

Отеро был сознательным агентом ЦРУ, прошел обучение в их Международной школе полицейских служб в Вашингтоне, годами получал от них деньги, но он не был палачом. Возможно, поэтому пытка женщины, которая в то время симпатизировала «Тупамарос» и притом была его подругой, заставила его высказаться. Когда она рассказала ему, что Митрионе наблюдал за тем, как ее пытали, и даже помогал палачам, Отеро пожаловался Митрионе об этом конкретном инциденте и также о методах извлечения информации в общем случае. Единственным результатом разговора стало понижение Отеро в должности [7].

Уильям Кэнтрелл (William Cantrell) был оперативником ЦРУ в Монтевидео под прикрытием Службы общественной безопасности. В середине 1960-х он сыграл ключевую роль в создании Департамента информации и разведки (Department of Information and Intelligence, DII), обеспечению его финансированием и оборудованием [8]. Часть оборудования, изобретенного Отделом технических служб ЦРУ, была предназначена именно для пыток, которые являлись одной из функций Департамента информации и разведки [9].

«Одним из элементов оборудования, который был признан полезным, — сообщает бывший корреспондент «Нью-Йорк тайме» А. Дж. Лэнгут (A. J. Langguth), — был тонкий провод, который проходил между зубами во рту и, касаясь десен, пропускал электрический заряд. Часть оборудования для допросов, в том числе эту тонкую проволоку, Митрионе получал дипломатической почтой» [10].

За то время, когда во главе Службы общественной безопасности стоял Митрионе, дела пошли так плохо, что уругвайский сенат был вынужден предпринять расследование. После пятимесячного сбора и анализа информации, комиссия пришла к единодушному заключению, что пытки в Уругвае стали «нормальным, частым и рутинным явлением», применяемым как в отношении «Тупамарос», так и в отношении остальных. Среди прочих способов пытки были разряды тока по гениталиям, электрические иглы под ногтями, прижигание сигаретами, медленное сжатие яичек, а также ежедневные психологические пытки, когда «беременные женщины подвергались различной степени жестокости и бесчеловечному отношению», «некоторые заключались в тюрьму с младенцами, подвергаясь при этом тем же пыткам»… [11].

Затем Департамент информации и разведки стал прикрытием для эскадрона смерти (Escuadron de la Muerte). Эскадрон смерти состоял, как и везде в Латинской Америке, в основном из полицейских, которые подрывали и штурмовали дома подозреваемых в симпатиях к «Тупамарос», убивали и похищали их. Часть взрывчатых материалов эскадрон смерти получал из Отдела технических служб ЦРУ, а некоторые профессиональные навыки его членов, по всей вероятности, были почерпнуты из инструкций в Соединенных Штатах[12]. С 1969 по 1973 год по крайней мере 16 уругвайских полицейских прошли восьминедельный курс в школах ЦРУ-СОБ в Вашингтоне и Лос-Фресносе (штат Техас) по изготовлению и применению бомб и взрывных устройств[13]. Официальным объяснением необходимости этих курсов Службы общественной безопасности было обучение полицейских обращению с бомбами, заложенными террористами. Однако инструкций по разминированию бомб в школах не давалось — только инструкции по их созданию. Кроме того, по крайней мере в одном случае, обучали не полицейских, а членов частной ультраправой организации в Чили (см. главу 34). Частью учебного плана эскадрона смерти был также предмет «Орудия убийства» — «обсуждение различного оружия, которое может применить убийца», сформулировала Служба общественной безопасности [14].

Оборудование и обучение такого плана было дополнением к обычному снабжению СОБ: шлемы, прозрачные щиты, слезоточивый газ, противогазы, средства связи, транспортные средства и прочие средства сдерживания толпы. Поставки этого оборудования увеличились в 1968 году, когда общественные беспорядки достигли своего пика. К 1970 году подготовку по контролю беспорядков прошли около тысячи уругвайских полицейских (15].

Дэн Митрионе построил звуконепроницаемое помещение в подвале своего дома в Монтевидео. Там он собирал отобранных уругвайских полицейских для демонстрации методов пыток. Другим наблюдателем был Мануэль Хевия Коскаллуела (Manuel Hevia Cosculluela), кубинец на службе ЦРУ, который работал с Митрионе. Хевия позже написал, что курс начинался с описания человеческой анатомии и нервной системы.

«Вскоре стали происходить малоприятные веши. Для первого опыта были выбраны нищие из предместий Монтевидео, которых в Уругвае называли bichicomes, и женщина, по всей видимости, из пограничных с Бразилией районов. Допроса не было, была только демонстрация эффектов применения различного электрического напряжения на различные части человеческого тела. Также был продемонстрирован препарат, вызывающий рвоту, — не знаю, зачем и для чего, и еще один химический препарат. Четверо из этих людей умерли» 116].

В своей книге Хевия не говорит определенно, какую именно роль во всем этом играл Митрионе, но позже он публично заявил, что руководитель Службы общественной безопасности «лично замучил четверых нищих до смерти разрядами тока» (17].

В другом случае, когда Хевия однажды сидел с М итрионе в его доме, американец, пропустив пару стаканов, объяснил кубинцу свою философию допроса. Митрионе считал это искусством. Сначала шел «размягчающий» период с обычными оскорблениями и избиением. Нужно было унизить заключенного, дать ему осознать свою беспомощность, отрезать его от реальности. Никаких вопросов, только удары и оскорбления. Затем только удары, в полной тишине.

Только после этого, сказал Митрионе, настает время допроса. Теперь вся боль должна быть произведена конкретным инструментом. «Точная боль, в точном месте, в точном количестве — для желаемого результата» — был таков девиз.

Во время процедуры нельзя допустить, чтобы объект потерял всякую надежду на жизнь, так как это может привести к упрямому сопротивлению. «Вы всегда должны оставлять ему немного надежды…. отдаленный свет».

«Когда вы получаете то, что вы хотите — а я всегда получаю, — продолжал Митрионе, — можно немного продлить процедуру и применить другой способ «размягчения». Не для того чтобы извлечь информацию, а в качестве политической меры, чтобы породить здоровый страх перед участием в подрывной деятельности».