– Облака, – прошептал Обр. Облака, ясное дело, ничего не ответили. Ощупал землю вокруг себя. Неровное, комковатое. Лед, едва присыпанный снегом. Канава какая-то. Нет, колея. Дорога.

Так же медленно, слегка побаиваясь, что все это исчезнет, сел. Голова намекнула, что с ней не все в порядке, но в общем служить не отказывалась. Спина и еще прошлой весной сломанные ребра болели, но терпеть было можно.

И верно, дорога. Замерзшие колеи круто уходили вверх – туда, где мигал, подрагивал, но не гас яркий рыжий огонь. Одно из двух: все это – или смертный бред, или происходит на самом деле. Как отличить одно от другого, Хорт не знал. Поразмыслив, решил действовать, как в жизни. Бред или не бред, а просто так валяться ждать смерти – глупо. Шагах в двадцати впереди, у края дороги виднелась жалкая кучка какого-то тряпья. Нюська? Нюська!

Обр поднялся на ноги резко, одним рывком и тут же согнулся пополам. Хорошо, что не ел уже почти сутки. И без того вывернуло знатно. Выпрямляться больше не пытался, одолел эти шаги ползком, на четвереньках. Задыхаясь, уселся рядом, спросил жалобно:

– Нюсь, а Нюсь, как мы сюда попали?

Падали-то они вместе с лавиной. Так или нет? Ну и где она? Где все эти ледяные глыбы, груды камней и снега? Все чисто. Даже снег, и тот на дороге не держится. Видно, сдувает. Стало быть, это бред. И Нюська ему мерещится.

– Нюсь, ты как?

Глупая девчонка ничего не ответила.

– Слышь, а ты платок потеряла.

Платок и вправду исчез неизвестно куда. Светлые волосы рассыпались по дороге. Коты тоже слетели. Вон босая ножка торчит. Замерзнет теперь.

«Мертвым не холодно», – произнес кто-то у него в голове.

Очень осторожно он поднял девчонку за плечи, притянул к себе. Нюськина голова мотнулась беспомощно. Кляня себя за тупость, путаясь в тонких волосах, запустил дрожащие пальцы под жесткий ворот платья, постарался нащупать на шее бьющуюся жилку. Кожа тонкая, шейка слабая. Как тут понять: то ли бьется, то ли нет.

– Вот чего, Нюсь. Мы тут сидеть не будем. Так и замерзнуть можно. Мы, знаешь, чего сейчас сделаем? Пойдем посмотрим, что там за огонь такой. Где огонь, там и люди. Там и отогреемся. Меня, может, и прогонят, но тебя-то уж верно пожалеют. Ведь пожалеют, Нюсь?

Нюська снова ничего не ответила. Снег забивался в легкие волосы, падал на лицо и не таял. Обр зажмурился, чтоб перед глазами ничего не кружилось, стиснул зубы, оперся на колено, и все-таки встал, и смог удержать на руках девчонку, и, покачиваясь, сделал первый шаг. Потом второй, третий и пошел, пошел по промерзшей дороге. Ступал очень осторожно. Стоит поскользнуться, упасть – и больше встать не удастся. Голова гудела, как колокол, и шевелить ею было опасно, но он шел, цепляясь взглядом за манящий огонь, и едва не заплакал, когда тот исчез. То ли скрылся за горой, то ли пропал за летящим снегом. Метель, похоже, начиналась всерьез. Но дорога по-прежнему была под ногами. А раз есть дорога – надо идти. До конца. Донести Нюську к огню. Тяжелая она какая. Будто целый пуд весит. Небось, это не она. Это платье ее толстенное. Чужое платье. Никогда-то у нее не было ничего своего. На плечо бы ее закинуть. Все-таки легче. Но этого Обр сделать не мог. Боялся уронить. Так и шел, качаясь, сквозь летящий снег, по ледяным комьям, застывшим лужам, снежным надувам. Когда стало совсем невмоготу, снова начал считать шаги. Зарок себе поставил: «Сделаю тысячу шагов – сяду, отдохну». Знал, что сам себя морочит, что садиться нельзя, но все-таки считал. Если бы еще ветер не мешал, и снег в лицо, и дорога была бы под гору.

* * *

На тысяча двести пятнадцатом шаге ветер налетел с бешеной силой, снег поволокло по дороге плотной завесой. Оберон не удержался, рухнул на колени. И, должно быть, потерял сознание, потому что из снежного вихря прямо перед ним вырвался белобрысый и длинноногий прекрасный князь, вымечтанный жених. Длинные волосы разметало в стороны, за спиной бьется по ветру, закрывает полнеба громадный белый плащ.

– Песья кровь! – прорычал сказочный красавец. – Так я и знал! – Вырвал из ослабевших Обровых рук Нюську и исчез в метели, будто и не было его никогда.

Обр упал лицом в снег, да так и остался. Куда теперь идти? Зачем? Ради чего? Нет и не было никакой Нюськи. И дороги не было, и огня. Только пуды снега над головой. Мало ли что может померещиться погребенному заживо. Скорей бы уж помереть, а то холодно. И больно очень. Да еще всякие белобрысые перед смертью являются. Но оказалось, что белобрысые – это еще не самое плохое.

Над головой отчетливо затопали тяжелые сапоги, мелким дребезгом отозвалась солдатская амуниция.

– Где он?

– Песья кровь! Не видно ни шиша.

– Ага! Вот тут, слева. Слева, слева заходи!

– Берите его, мужики.

На плечо легла твердая солдатская лапа.

– Эй, парень, сам пойдешь или как?

– Никуда я с вами не пойду, – упрямо пробубнил Обр, не желая сдаваться даже в предсмертном бреду, и добавил пару любимых Маркушкиных выражений.

– О, ругается! Значит, живой.

– Петро, снимай полушубок.

– Сам снимай. Недалеко же. Мы его так донесем. За руки за ноги.

– Смотрите, не покалечьте! Вам смехи, а мне отвечать.

– Да ладно, он уж и так весь покалеченный. Хуже не будет.

Сбоку квадратные кирпичи, отделенные друг от друга светлыми полосками глины. Печка. Сверху грязные, прокопченные доски полатей. Пахнет густо: сырой шерстью, мужским потом и гречневой кашей. Помещение вроде острога в Малых Солях, но побольше. Пол затоптан мокрыми солдатскими сапогами. Никаких таинственных огней и лунного света. Зато перед глазами маячат бородатые ухмыляющиеся рожи.

– Это где? – спросил Обр, едва ворочая языком.

Мужики в солдатских кирасах[49], толпившиеся над ним, переглянулись.

– Врата Вьюги, – пояснил самый старший, с жуткими шрамами через всю морду.

– Чего?

– По-вашему Журавлиные Ворота, – засмеялся другой, поживее и помоложе, – от вас к нам вьюги-метели, а от нас к вам – птицы весенние.

– А, – прошептал Хорт, – Загорье.

– Это по-вашему Загорье. По-нашему Пригорье будет. Все у вас не как у людей.

– Заткнись, Тимоха! Кончай языком махать.

Третий мужик сунулся с кружкой, краем ловко разжал челюсти. Обр ощутил во рту жгучий вкус браги. Похоже, все настоящее. Не мерещится. Значит, вытащили его. Нашли, откопали и вытащили. А Нюська… Нюська-то где?

– Помогите! – выговорил он. Получилось даже громко, все услыхали.