конфисковала потертые напульсники Анжело и выдала ему новые; выпустила красивый локон на висок Лисс.

Они решили обойтись без костюмов. Старр, бесспорное «Большое Шоу» циркового мира, щедро снабжал свои номера, так что Сантелли намеревались выйти в аккуратной рабочей одежде. Мужчины надели черные трико, поношенные достаточно, чтобы не выглядеть слишком новыми, и рубашки, которые Люсия мастерски подсинила до белизны. Лисс носила простой розовый купальник и трико. Томми смутно понимал, что вся эта нарочитая неброскость сама по себе является высшим проявлением умения выставить номер в лучшем свете.

За ужином ели мало. В конце трапезы Папаша Тони встал и окинул взглядом длинный стол.

— Я хочу сказать, — начал он, — чем бы ни обернулся завтрашний день, спасибо всем вам. Мы… снова семья. Когда-то нас было много, а теперь я вижу, что мы можем быть вместе, как всегда. Люсия, ты сделала… как это говорят? — он нахмурился, — все возможное и невозможное. Клэй, Барбара, вы слишком юны, чтобы быть с нами сейчас, но вы увидите, частью чего сможете стать. Я не хочу произносить речей. Я скажу одно. Сегодня я счастливый человек, очень счастливый человек. Долгие годы я не был так счастлив, а завтра все мои дети будут со мной. Все мои дети — сыновья, внуки… да, и внучки тоже, Элисса.

Поверь, я знаю, в некотором смысле тебе приходилось труднее всех. Я обращаюсь и к тем, кто влился в нашу семью только недавно. Стелла, — его взгляд с особенной нежностью остановился на бледной девушке в платье цвета пламени, — я хотел бы, чтобы ты была с нами завтра, чтобы Клео увидела тебя. И

ты, Томми. Потому что, когда я смотрю на тебя, когда я вижу, как Марио учит тебя, то снова вижу, как учил собственных сыновей, и я знаю, что есть кому придти после меня, кому передать традиции, кто сможет учить полетам, когда меня не станет.

— Такого не случится еще очень долго, — резко сказал Анжело. — Не говорите так, Папаша.

— Не говорить? — Папаша Тони посмотрел на Анжело и улыбнулся. — Возможно, ты прав. Но все-таки я скажу. Люди — и ты, и я — приходят и уходят. Но наше искусство — номер, семья — продолжается. Оно больше меня, больше всех нас, верно?

Папаша поднял бокал и церемонно выпил.

— Завтра, дети. Я горжусь вами сегодня и хочу гордиться вами завтра. Я не говорю о контракте — быть может, мы получим его, а может, и нет. Это удача и бизнес. Так или иначе, покажите себя с лучшей стороны, как делали это сегодня, и я буду гордиться вами, всеми вами, cari figli, cari fanciulli…

Томми увидел, как он моргнул и тяжело сглотнул.

— Tutu, tutti… В общем… я не хочу произносить речей, — торопливо завершил Папаша и сел.

Уже в комнате, перед отходом ко сну, Марио сказал:

— Как тебе Папаша Тони и его речь?

Говорил он небрежно, но Томми знал, что парень чувствует на самом деле, и ответил так, как ответил бы сам Марио, если бы не стыдился.

— Я чуть не разревелся.

— Ага, я тоже. Папаша этим живет. Он мог бы остаться с Фортунати, ну, ты понимаешь, когда Лу и Джо упали. Все равно бы был у них на афишах. Но предпочел бросить центральный манеж, чтобы вернуться потом целой семьей.

Гастролировал только с Анжело и Терри, потом прибавились Лисс и я, потом остались только я и Анжело, когда Лисс вышла замуж. Я буду молиться, чтобы завтра у нас получилось. Ради Папаши.

— Старр — очень важная птица. Они могли бы нанять любой воздушный номер в мире.

— Я знаю. Но мечтать не вредно, — Марио забрался в постель и сонно потянулся. — Хорошо, что он погонял нас после обеда, правда? А то я бы не уснул от волнения.

Томми проснулся от скрипа двери: в комнату без стука вошел Джонни. Марио приоткрыл глаза, но не шевелился.

— Кто там? Джок?

— Ага. Мило вы тут устроились.

Джонни был в старом банном халате. Он еще не брился, но из-за его светлой масти щетина была практически незаметна.

Марио потер глаза.

— Который час?

— Шесть с лишком, кажется. Видимо, становлюсь неуравновешенным — еле уснул и проснулся час назад. Совсем забыл, что ты здесь с мальчиком, — он присел на край кровати. — Вспоминал, как мы когда-то в туре… Помнишь?

Марио хихикнул.

— Лезь через меня, Везунчик, — велел он и приподнял одеяла.

Джонни скользнул в постель.

— Я правда совсем забыл про мальчика. Зато почти ожидал найти здесь Лисс. Она всегда к тебе приходила.

Марио слегка напряг челюсть.

— Лисс теперь большая девочка. И замужем.

— Все равно у нее, небось, тоже мандраж, у бедняжки. Помнишь, как каждый раз перед большой стоянкой или когда вводили новый трюк в номер, мы втроем забирались в одну кровать и обговаривали каждое движение? Все было нормально, пока мы были детьми, но, когда подросли, Люсия перестала это одобрять. Возможно, у нее была на то причина… Особенно из-за меня. Сестра там или не сестра, а Лисс чертовски симпатичная. А что насчет тебя, Мэтт?

— Заткнись. Нашел, о чем разговаривать. На самом деле Лу просто утверждала, что так мы только накручиваем друг друга еще больше.

— Ну да, — Джонни буквально излучал скептицизм. — В тот год я перестал ходить на исповедь. Чувствовал себя дураком, раз за разом повторяя, что имею неприличные мысли по отношению к собственной сестре. Но ты всегда был хорошим мальчиком, правда? Держу пари, ты до сих пор исповедуешься, верно, Мэтт?

— Либо ты сейчас замолкаешь, — сурово предупредил Марио, — либо вылетаешь отсюда.

— Эй, эй, полегче, — поспешно сказал Джонни. — Извини. Я не имел в виду… а, ладно, проехали. Просто был бы не против симпатичного плеча, чтобы на нем