Молодая женщина вышла из кабинета. Она больше не могла видеть удрученную Бетти, сжавшуюся, с заплаканным лицом. Ей хотелось бы превозмочь себя и утешить ее, но это было выше ее сил.

«Господи, молю тебя, будь милосерден к моему братику! — мысленно воззвала она. — Не оставь его, пусть он вернется к нам целым и невредимым!»

Шамбор, в тот же вечер

Луи дрожал от холода даже под одеялом. В закутке, где его уложили на раскладушку, было темно. Мальчика не стали связывать; страх надежно удерживал маленького узника.

— Помни, если хоть пошевелишься, отрежу тебе ухо и отправлю его твоей матери! — пригрозил Поль Трамбле.

Мальчонка уж и вздохнуть не смел. Он замерз и сильно проголодался. Все было скверно и мрачно. Единственное, что он посмел сделать, это совсем тихо позвать маму, хотя смутно предчувствовал: ему уже не суждено увидеть родителей, их прекрасный теплый и светлый дом, мама уже не приласкает его, не поцелует перед сном.

— Мама, мамочка, забери меня отсюда!

Он не открывал глаз, чтобы его не накрыли сгущавшиеся вокруг тени. Сквозь дощатую переборку доносились голоса. По сравнению с четким произношением родителей и Эрмин говор этих людей казался ему неразборчивым.

— Мамочка, приходи скорей!

В ответ на его призывное бормотание раздался какой-то шум, будто легкий вздох, какое-то движение. Луи застонал. В комнате кто-то был. Мальчик в страхе сжался в комок, стуча зубами. Он растерял остатки самообладания и бурно разрыдался.

«Но они меня накажут за то, что я плачу! — подумал он. — Надо успокоиться!» Луи, несмотря на охватившую его панику, все же попытался взять себя в руки. Он уткнулся лицом в провонявший матрас, чтобы заглушить рыдания, и мысленно призвал на помощь тех, кто его так любил, кто никогда не сделал ему ничего дурного. Лица родных и близких предстали перед ним, неся спасительный покой: темноволосый Мукки с его матовой кожей и заразительным смехом; Лоранс и Мари — светлоглазые, розовые, изящные; раскрасневшееся полное лицо Мирей; Эрмин, любимая старшая сестра; высокий и сильный отец — Луи обожал его темную бороду, пронизанную серебряными нитями, и низкий голос. И наконец, Лора, в ореоле светлых вьющихся волос, ее розовые губы, целующие его.

— Мамочка!

Он содрогнулся, ощутив легкий толчок. Раздался странный стонущий звук, сменившийся мурлыканьем. Кошка прижалась к голове мальчика, задев его усами. Удивленный ребенок задержал дыхание. Потеревшись о его волосы, кошка пробралась под одеяло и свернулась в клубок рядом с ним. Он уже видел бродячих кошек в Валь-Жальбере. Старый кот Онезима тоже изредка бродил возле приходской школы. Луи, оправившись от испуга, осторожно погладил незваную гостью. Бедная кошка совсем отощала — кожа да кости, шкурка была влажной, но ее довольное мурлыканье и теплое соседство успокаивали. Спустя пару минут Луи спал. Вскоре во сне он уже двигался и тихо смеялся. Луи очутился возле жаркого костра. Рядом была Киона с лучащимся нимбом над головой, ее кожа в свете пламени выглядела золотой. Девочка вся светилась. Он был так рад ее видеть! Она улыбалась ему своей неповторимой нежной и светлой улыбкой.

— Не бойся, Луи, — сказала она. — Мне бы хотелось повидать тебя, да не могу, я больна. Смотри, вот твои агаты, я всегда буду хранить их.

Луи попытался ответить, но из уст не вылетело ни звука. Киона протянула ему своего плюшевого медвежонка Дюки.

— Ты потерял Ноно. Я дам тебе своего мишку. Но обещай больше не бояться! Я все время думаю о тебе. Мой брат отправится тебя искать.

Ошалевший от радости, Луи схватил мишку и прижал его к груди. Радость и восхищение были так велики, что он проснулся. Различив полосу света, он уселся на своей раскладушке. Рядом стоял старший из похитителей. Он сказал:

— Я укрыл тебя потеплее, а то завтра у тебя из носа потечет. Выспись как следует. Сын мой, может, и нагнал на всех страху, но он голова! Здесь ничё с тобой не стрясется!

Это был Наполеон Трамбле. Луи уткнулся лицом в согнутый локоть.

— Да, я сплю… — тихо произнес он.

— Ты хороший парнишка!

Человек вышел и закрыл за собой дверь на ключ. Мальчик снова расплакался. Мгновением раньше ему казалось, что в его руках мишка Дюки. Но тут он представил себе Киону, какой она была во сне, и попытался вспомнить, что она сказала.

«Но кто этот ее брат? — удивился он. — Я такого не знаю…»

Квебек, Цитадель, в тот же вечер

Тошан смотрел в глаза офицеру, тому, что дал увольнительную на праздники. Это был мужчина лет сорока, тот самый, чья жена жаждала раздобыть фото певицы Эрмин Дельбо с ее автографом.

Скоро должны были звать на ужин, но их разговор состоялся неподалеку от офицерской столовой, в смежной комнате, которая чаще всего служила курительной.

— Слушаю вас, Дельбо! — сказал офицер.

— Господин лейтенант, не знаю, как вы воспримете мое ходатайство, но мне нужно уехать первым же поездом! — твердо заявил Тошан. — Так что мне опять нужна увольнительная, на этот раз на несколько недель. Мне совершенно необходимо уладить очень важное семейное дело. Я должен быть с родными.

На лице офицера появилось суровое выражение. Он даже нахмурился, вид у него был крайне озадаченный.

— Мне жаль, но это, разумеется, невозможно. Дельбо, вы ведь не на курорте! Мы уже говорили о вашем зачислении на службу. Вас никто не обязывал записываться в этот полк, но теперь это дело решенное. И несмотря на всю симпатию к вам и восхищение, с которым я отношусь к вашей жене как к артистке, я не могу делать вам поблажки. По крайней мере, речь ведь не идет о смерти?

Тошан не отрывал глаз от собеседника. В его пылком с поволокой взгляде мелькнула неистовая решимость.

— Если вы не дадите мне разрешения, я дезертирую. Конечно, я сделал ошибку, предупредив вас, так как вы можете посадить меня под арест. Но у меня нет выбора. Я признаю, что совершил серьезную ошибку, записавшись в армию в начале зимы. Здесь ничего не происходит, и вам это также хорошо известно. Пока не сойдет лед, никто не двинется в Европу. Залив Святого Лаврентия скован льдом, и немецкие подлодки не рискнут приблизиться к нашим берегам. Лейтенант, я прошу вас об одолжении, и у меня есть на это серьезная причина. Похитили младшего брата моей жены.

— Боже всемогущий! Похищение ребенка — неужто это правда? — удивился офицер, нервно потирая подбородок.

— Да, я только что узнал об этом, позвонила жена! Я не в силах оставаться здесь. В опасности и мои собственные дети, и все, кто мне дорог. Моя мать родом из племени индейцев монтанье. Муж ее умер, поэтому я единственный, кто может ее защитить. Весной я вернусь, даю слово.

Лейтенант кивнул.

— Когда ты женат на знаменитости, дорогой Дельбо, многое просачивается в прессу. Я в курсе относительно вашей матери. Однако поймите, мне вовсе не важно ваше происхождение. Понимаю, что вы воспринимаете это иначе, но это не меняет сути проблемы. Я не могу предоставить вам увольнительную сроком на три месяца. Другие солдаты тоже захотят съездить домой, не важно, под каким еще предлогом. Здесь ничего не происходит, в этом я с вами соглашусь, и нашим новобранцам остается лишь строевая подготовка, которая все же вовсе не бесполезна, поверьте мне.