Феликс Феодосьевич Кузнецов родился в 1931 году. Окончил филологический факультет МГУ и аспирантуру. В 1966 году стал кандидатом наук, в 1970 — доктором. Работал в различных центральных печатных органах. Преподавал в Литературном институте им. Горького и Университете Дружбы народов им. Патриса Лумумбы (УДН). В 1976 году возглавил Московскую писательскую организацию.

Кузнецов был известен как литературный критик, выступавший с четко правоверных партийных позиций. Этим он и привлек внимание Никандрова, тем более, что Московская писательская организация, крупнейшая в Советском Союзе по числу членов, да и по количеству признанных мастеров слова, играла в литературной и культурной жизни страны особую роль и была достаточно самостоятельна. В то же время Московская писательская организация стала местом пристанища и авторов либерального направления, и их антагонистов — русистов. Чтобы управлять процессом, на месте 1-го секретаря чекистам важно было иметь своего человека.

Пока Никандров решал, как именно ему приступить к вербовке Кузнецова, его опередил молодой офицер КГБ, выпускник Московского авиационного института (МАИ) и бывший комсомольский работник оперативный уполномоченный 1-го отделения 5-го отдела (впоследствии 5-й Службы) УКГБ по г. Москва и Московской области капитан Владимир Николаевич Зубков. Он и завербовал Кузнецова весной 1977 года.

Это была очень ценная вербовка, к которой Зубкова откровенно ревновал поклонник «деревенщиков» Никандров, тем более что бывший коммунистический литературный критик Кузнецов, почувствовав за русистами поддержку со стороны КГБ, немедленно перешел на позиции националистов. Вот как описывал роль секретаря писательской организации Кузнецова в те годы один из не полностью информированных национально настроенных писателей:

Феликс Кузнецов создал из Московской писательской организации настоящий духовный очаг, где в годы общего застоя всегда азартно шумела настоящая творческая жизнь […] «Официозность» литературной критики Кузнецова в [19]70-[19]80-е годы была продиктована его стремлением очеловечить партийную идеологию, вдохнуть в ее окаменевшие формулы тот животворный национальный дух, который привнесли в тогдашнюю советскую жизнь наши писатели «деревенщики». Не будь этой почти ювелирной литературной работы Кузнецова, Федор Абрамов, Иван Акулов, Борис Можаев, Василий Белов и тем более Валентин Распутин воспринимались бы ведомством Суслова как диссиденты. Кто-то, как Михаил Лобанов или Станислав Куняев, брал в руки меч и рубился с пятой колонной, ловко прыскающей цитатами из Ленина и Маркса, до последней возможности, кто-то, как Вадим Кожинов, одним ударом крошил так и не дотаявший за весь ХХ век лед троцкистских идеологем. Феликс Кузнецов был в ту пору критиком с «ролевым сознанием». А попросту говоря, был он искусным и мудрым толмачем, переводившим с языка Федора Абрамова на язык Суслова. Чтобы Суслов мог убедиться, что живое, полное горьких слез сердце русского писателя — это не камень, брошенный в серое здание на Старой площади[272].

Действительно, это был не камень, брошенный в серое здание на Старой площади, а результат кропотливой агентурной работы «литературной группы» КГБ и капитана Зубкова[273]. Союз писателей РСФСР к этому времени возглавлял ставленник Бобкова на этой должности и старый агент госбезопасности Сергей Михалков, так что о состоянии дел в союзах писателей Москвы, РСФСР и Советского Союза КГБ был осведомлен достаточно хорошо.

Чтобы не отставать от «москвичей» (так называли в центральном аппарате КГБ коллег из УКГБ по г. Москва и Московской области), Никандров приобрел в качестве агента госбезопасности проректора Литературного института им. Горького Евгения Сидорова, который с помощью КГБ через год после вербовки, в 1978 году, сменил Владимира Пименова, долгое время возглавлявшего Литинститут. Там же работал еще один ценный агент: проректор Литинститута Юрий Чириков, завербованный в 1975 году под псевдонимом Светов.

21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, в Центральном доме литераторов состоялась дискуссия на тему «Классика и мы», за которой внимательно следил КГБ в лице Никандрова. Мероприятие под академическим названием было не чем иным, как политической провокацией писателей патриотической направленности. Почувствовав в себе значительные силы к концу 1970-х, «русисты» решили привлечь на свою сторону симпатии партийного руководства. С этой целью и была организована в ЦДЛ дискуссия. Инициировал ее Вадим Кожинов, а глашатаем был верный его ученик и агент 5-го Управления Станислав Куняев, несколько позже описавший это событие, не назвав, впрочем, Никандрова по фамилии:

Звонил наш куратор из «Детского мира»[274], стал расспрашивать, как прошел секретариат по итогам дискуссии. Я начал было излагать, но потом, чтобы не запутаться, сказал: «Я лучше Вам прочитаю свою речь на секретариате». Он буркнул: «Подождите», — и на минуту в трубке воцарилось молчание. Потом он снова подошел к телефону.

— Что, запись наладили? — спросил я.

— Да! — грустным голосом ответил он.

— Но ведь есть же стенограмма!

— Стенограмма есть, да времени нет. А мне завтра в 9.00 надо докладывать.

И я начал ему читать[275].

Вслед за этим Куняев отправил в ЦК КПСС согласованное с Никандровым черносотенное письмо, содержавшее в том числе фактический донос на авторов самиздатского альманаха «Метрополь», которые, по мнению русистов, являлись представителями «пятой колонны» в СССР. Куняев вспоминает:

Конечно же (к чему лукавить), мне не было дела до того, что печатают в «Метрополе» Белла Ахмадулина или Инна Лисянская […] Я рисковал, но надеялся: а вдруг мне на этот раз удастся раздвинуть границы нашей «культурной резервации», жизнью которой руководили Зимянин и Шауро, Беляев и Севрук, во имя наших русских национальных интересов? Я рассчитывал ошеломить недосягаемых чиновников из ЦК, помочь нашему общему русскому делу в борьбе за влияние на их мозги, на их решения, на их политику[276].

В 1979 году многие члены Союза писателей СССР стали получать на домашние адреса письмо черносотенно-антисемитского содержания за подписью «Василий Рязанов»[277]. Авторами этого текста, скрывшимися за групповым псевдонимом Василий Рязанов, были Анатолий Михайлович Иванов[278] и Владимир Николаевич Осипов[279]. Распространением письма занимался Сергей Николаевич Семанов[280].

Авторы послания были довольно быстро установлены госбезопасностью. Первым арестовали Анатолия Иванова, частого гостя салона Ильи Глазунова и приятеля Семанова, сдавшего своих соавторов. Уголовного наказания избежал лишь Семанов, сохранивший даже членство в КПСС. Через много лет, в ноябре 2010 года, Семанов признался, что во время следствия имел длительную беседу с начальником 5-го Управления Бобковым:

Меня вызвал Филипп Денисович Бобков. Вначале говорил вокруг да около — просил быть сдержаннее, пересмотреть круг знакомых. Потом прямо сказал, что я веду себя так, что на меня может быть заведено уголовное дело… На том мы с Бобковым и разошлись, а через несколько дней взяли Иванова.

28 марта 1981 года Андропов направил записку с грифом «Совершенно секретно» в ЦК