– Просьба: хочу поговорить.

Лещинский перестал клевать носом, поднял взгляд на Тарбака. Инопланетянин появился беззвучно, а может, Лещинский действительно проспал.

– Садись.

Тарбак выдвинул стул и пристроил на него зад.

– Если ты по поводу Младшей, то разговаривать нам не о чем, – процедил Лещинский.

– Утверждение: ты знаешь о чем-то, что не знают остальные, – сказал тихо Тарбак.

Лещинский заглянул в пустую кружку. Идти к камере за новой порцией было лень.

– Предложение: обменяемся информацией, сообщение: мне также известно то, что не знают другие.

– Ну да, ну да, – Лещинский с прищуром поглядел на инопланетянина. – Есть такие вещи, о которых лысым знать не положено.

Тарбак склонил голову, какое-то время он молчал. Лещинский почувствовал скуку, он даже притянул поближе клочок бумаги со списком действующих лиц и вычеркнул из него Оксанку.

– Предположение… – неуверенно произнес Тарбак. – Сфера – это оружие. Она не единственна в своем роде. Херувимам доверять не стоит.

Лещинский кисло усмехнулся.

– Можно подумать, у меня есть причины доверять тебе.

– Предположение: херувимы заберут нас на Сферы, чтобы подготовить и использовать в войне.

– Против кого же?

Тарбак хлопнул жабрами.

– Прошу извинить… – спохватился он.

– Ничего-ничего.

– Против тех, кто плетет паутину миров. Против тех, кто находится в ее центре.

– А кто находится в центре?

– Предположение: вершина иномировой экосистемы, к которой относятся фаги и паразит с Ша-Даара. Быть может, еще что-то, с чем мы еще не сталкивались.

– Предположение… – протянул Лещинский, постукивая авторучкой по краю стола. – Ладно, впишу твое предположение в сценарий, авось пригодится.

– Вопрос: так что же касается меня?

Лещинский не ответил. Подхватил грязную посуду и пошел к мойке.

Он плохо запомнил, как прошел остаток дня. Стоило выйти за порог Ресторации, как подоспел профессор с запотевшей бутылкой шотландского виски.

– Костя, надо нервишки подлечить, стресс снять, – убежденно проговорил он.

Лещинский махнул рукой, мол, черт с вами. Надо так надо. А тут еще Карл и Жанна подошли, потом подтянулась Старшая, успевшая принять с утра пару «маргарит». Сидели сначала в беседке на берегу озера, но ближе к вечеру, прихватив вяло отпирающегося Тарбака, переместились в Купальню.

– Вы все мне омерзительны! – хохоча, провозгласил Лещинский; он опасно балансировал на краю бассейна. – Я вас всех убью в финале пьесы!

– Гениально! – восхитился пьяным голосом профессор.

– А себя? – поинтересовалась, покачивая ножкой, вредная Старшая. – Тоже убьешь?

– Себе я омерзителен сильнее прочих, – подмигнул ей Лещинский.

– Ты – закомплексованное чмо! – вынесла вердикт Старшая и звонко рассмеялась. А потом добавила серьезно: – Если ты всех укокошишь в финале, то кому, твою мать, будет интересна такая пьеса?

А дальше – как отрезало. Глухая стена. Таблеточки, отштампованные в Госпиталии, избавляли от головной боли и тошноты, но память не возвращали.

Солнце, как всегда, жарило сквозь стеклянный купол, суля очередной жаркий и ленивый день. Лещинский скинул халат и кинулся к бассейну, чтобы с разбегу плюхнуться в прохладную воду.

Вовремя затормозил. Вчера кто-то сбросил в бассейн кадки с фикусами и карликовыми пальмами, которые остались в Купальне от последней гавайской вечеринки. Вода была бурой от грязи, по глади плавала листва и мелкий сор.

Лещинский хлопнул в ладоши.

– Убрать здесь все! – крикнул он, разбудив эхо. – Что за свинарник! Расслабились тут все!

Ему никто не ответил. По грязной воде скользили золотые бляшки солнечных бликов. Тогда Лещинский подобрал халат, накинул его на одно плечо и побрел в актовый зал, откуда доносилось бессмысленное бренчание на фортепьяно.

Едва он пихнул ногой двери, как в нос ударил запах перьев. Оказалось, что на сцене расположилась компания сизых птичников. Деловито курлыча, они перебирали браслеты и ожерелья, инкрустированные сияющими каменьями. За фортепьяно сидел старый, изрядно полысевший птичник и увлеченно терзал клавиши обтянутыми перчатками рукокрыльями.

– А ну, кыш! – Лещинский взмахнул руками. – Чего здесь забыли?

Птичники уставились на него черными жемчужинами глаз. В их взглядах читалось недоумение и детская обида.

– Если не участвуете в постановке, тогда катитесь в свой курятник! – пояснил Лещинский, поигрывая поясом халата, словно плеткой. – Мало вам, что ли, других мест в Санатории?

Расстроенные птичники собрали побрякушки и удалились, насорив на полу пером и пухом. Лещинский же вынул из растянутого кармана блокнот, ручку, затем уселся на край сцены и принялся работать. Завтракать не хотелось, таблетки прочистили мозги, мысль текла ясно и без усилий. Изредка он вставал, проходился по сцене туда и сюда, делал жесты, бросал в пустой зал фрагменты из диалогов, представляя себя тем или иным персонажем.

Потом в зале посветлело. Лещинский поднял взгляд и увидел Херувима, сидящего на последнем ряду.

– Что-то вы зачастили… – пробурчал бывший гвардеец.

– Дык время поджимает. – Херувим хлопнул ладонями по подлокотникам.

– Защита от фагов может дать брешь? – поинтересовался Лещинский.

– Нет, – отмахнулся Херувим. – Мы продали все билеты на премьеру. Если не запустим спектакль в срок, то могут возникнуть проблемы. В том числе – и с размещением на Сфере.

– Дело движется, – в который раз повторил Лещинский. – Финал уже вырисовался. Сейчас позову Гарреля и профа, и мы быстренько, в шесть рук, перепишем черновик.

– Финал должен быть неожиданным! – с нажимом проговорил Херувим. – Отписки мы не примем!

Лещинский вздохнул и развел руками.

– А Гарреля здесь больше нет, – вдруг сказал Херувим.

– Чего? – не понял Лещинский. Таблеточки из Госпиталии неожиданно перестали действовать, в один миг вернулась отупляющая, мучительная боль и тошнота. Лещинский схватился за виски.

– Ну, надо же было вас каким-то образом стимулировать. Мы забрали Гарреля и Сон-Сар на Сферу. По-моему, это справедливо. Они заслужили.

Лещинский спрыгнул в зал.

– Как забрали? Зачем? – выпалил он, чувствуя, как пол шатается под ногами. – Да вы что, сговорились все? Как же я без Гарреля? За что?.. – Чтобы не упасть, он вцепился в спинку кресла первого ряда.

В тот момент он думал лишь о том, что Гаррель – единственный человек, точнее – не человек, но это не суть важно, который был рядом и под Чертовым Коромыслом, и в Пыльном Чистилище, и здесь – на Эдеме. Гаррель был другом, братом, советником и опорой. И сейчас эту опору так легко, без предисловия, без предупреждения, одним махом – выбили.