Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За неделю ты сказала мне ровно девяносто шесть слов. — Себастьян от нечего делать вытаптывал вокруг себя слипшийся снег.
Я непреднамеренно засмотрелась на его изменившуюся фигуру: окреп, возмужал. В голову лезла такая дребедень, что становилось стыдно лишь от одних мыслей. Это всё Гаррет и то, что у нас ничерта не получалось все полгода!
— Если не заткнёшься, больше ста не услышишь.
— Так уже больше вышло.
Почему он такой расслабленный, такой самоуверенный? Я же рядом с ним дёрганная, мечущаяся, затравленная. Он говорил спокойно, размеренно, тщательно выводя слова, а я будто гавкала, а не разговаривала. Это раздражало и уязвляло. Он опять пришёл и вероломно нарушил мой покой, который я трепетно и бережно выстраивала долгие месяцы.
***
Мы снова бродили по заснеженному лесу в поисках чего-то, что могло бы удовлетворить Спэвина. Каждый день на поляне появлялся новый труп волка. Без ран, крови и прочего. Сначала это показалось нам случайностью, но вот восьмой раз подряд — уже похоже на закономерность, предупреждение или угрозу.
В один миг поднялся сильный ветер с градом. Верхушки длинных деревьев клонились вниз, осыпая на нас свои снежные шапки. Липкий снег покрылся слоем пушистого и теперь летел в лицо, засыпался за ворот, в волосы и карманы. Домик с камином стоял далеко, и мы не рискнули отправиться в путь — возможно, враг бы воспользовался погодой и застал нас врасплох.
Палатка. Заклинание незримого расширения, и укрытие готово.
Если бы мне платили по одному галлеону каждый раз, когда я слышал от Амелии недовольное пыхтение и ругань, я бы обогатился за один только этот вечер.
Странно, неправильно, но я радовался, как ребёнок, внезапно нагрянувшей непогоде. Выпал шанс уединиться, посмотреть друг другу в глаза, сказать что-то важное и поистине верное.
Внутри было немного зябко, но всё же теплее, чем на улице. Амелия нерасторопно прошлась по периметру палатки, разминая спину, затем без помощи рук сбросила ботинки и сняла пальто, явив мне свои обтянутые брюками бёдра.
Я так соскучился.
Всё тело заныло в изнеможении и томлении. Каждая мышца рвалась напрячься, чтобы я подскочил, упал перед ней на колени и обнял, стиснул её ноги. Пусть бы хоть один рыжий кот появился сейчас, и она захотела бы его погладить.
Я сидел в углу на табуретке, раздвинув ноги и положив на них согнутые в локтях руки. Уронил налившуюся свинцом голову — наваждение. Нет, палатка была плохой идеей, теперь всё, что занимает мой ум — это такая неприличная близость.
***
Будто я не знаю, к чему всё идёт.
Я прохаживалась по просторной тёплой палатке, наконец избавившись от тяжёлых ботинок. Ноги затекли от блуждания по вязкому снегу, и жутко хотелось согреться и прилечь.
Взгляд Себастьяна говорил красноречивее любых слов, и я прекрасно осознавала, что он значит. Когда-то такими глазами смотрел на меня и Гаррет. Но у нас так и не дошло до чего-то серьёзного, и я томилась, изнывала почти каждый грёбанный день. Чувствовала себя ничтожеством, уродиной, какой-то пепельницей, с которой не хотят спать.
Сейчас же, когда улавливала на себе вожделеющий пристальный взгляд, в животе собирался тугой комок, вынуждающий на пару секунд остановиться, закрыть глаза и перевести дух. К чёрту всё. Мне терять уже нечего, а так хоть будет, что вспомнить на том свете, если нас в конце концов здесь убьют. Лучше бы убили.
— Переспим?
***
Сначала мне показалось, я задремал, и это всё сон. Вяло поднял голову, осмотрелся по сторонам: Амелия стояла в паре шагов, закуривала очередную сигарету.
— Не понял.
— Говорю, переспим? — сигарета упала в уголок рта, пока она пальцами поджигала её.
— Это шутка?
— А тебе смешно?
— Вообще нет.
Вместо ответа пожала плечами. Затянулась, выдохнула струйку серого дыма.
Невероятно возбуждающее зрелище.
Огонь вспыхнул моментально, точно разряд молнии. Она успела только охнуть, когда я подхватил её под бёдра и уложил спиной на какой-то мешок. Сигарета мягко упала и затлела. Отпрянул, стал изучать её безэмоциональное лицо. Пытался уловить хоть бы намёк на застенчивый румянец — тщетно.
Я наблюдал за ней два месяца, но никак не мог привыкнуть к такой раскрепощённости. Её движения, походка, мимика, редкий смех — изменилось всё. Приобрело угловатость, остроконечность, ожесточённость. Они ходили с Уизли почти каждый день в тот злосчастный паб, и я знал, зачем. Это разрывало душу на куски, но в то же время распаляло желание до таких масштабов, что с каждым днём становилось всё сложнее себя контролировать.
— Долго смотреть будешь? — недовольно насупилась и попыталась встать. Я остановил её, удерживая за плечо. Потянулся к ней губами. Она резко и грубо схватила меня одной рукой за подбородок и отвернула от себя. — Никаких поцелуев. И переходи уже к делу. — Принялась расстёгивать пуговицы рубашки, но пальцы не слушались.
«Всё-таки волнуется», — подумал я не без удовольствия.
Перехватил её руку и, жадно впившись истосковавшимися губами в бархатную кожу её шеи, заскользил пальцами по неподатливым пуговицам. Амелия стоически молчала. Ни стона. Лишь тяжёлое и шумное дыхание.
Лимоны. Их нет. Она больше не пахнет так, как раньше, я это знал. Но в голове пульсацией всплывали воспоминания, в которых тот свежий яркий аромат как наяву. Однако её кожа пахнет по-прежнему. Ничего не поменялось и никогда не поменяется, как бы она ни старалась. Я навсегда запомнил этот запах с того самого случая в пещере. Он опьянил, сковал и затянул в свой плен, ну а я охотно поддался и готов поддаваться раз за разом, лишь бы он больше никогда меня не покинул.
Её шея покрывалась мурашками от моих поцелуев, и за этим было невероятно интересно и трепетно наблюдать. Я оттягивал момент, упиваясь нашей близостью. Хотелось бы мне, чтобы она подавалась навстречу, нетерпеливо извивалась или хотя бы улыбалась. Но я прекрасно понимал, что бесполезно этого ждать, и был к этому готов.
Расправившись с её рубашкой, долго не решался зайти дальше — исступлённо зарывался носом в её короткие волосы, как мечтал очень давно. Сжимал её запястья, будто проверяя, точно ли это не сон? Настоящая ли она или призрак?
Она заелозила, шумно выдохнула. Я запустил обжигающе горячую руку в разрез
