В действительности каждый богатый римлянин имеет нравственные обязательства вкладываться в город, в котором живет, потому что это всеобщий жизненный ориентир и центр тяготения, вокруг которого вращается все римское общество. «Noblesse oblige»,[130] — сказали бы мы, то есть это гражданский долг богатого человека в отношении общества.

Сегодня это редкое явление, которое мы именуем филантропией. Но в римскую эпоху оно было столь распространено, что бо́льшая часть памятников, статуй, театров и амфитеатров в больших и малых городах империи появились благодаря пожертвованиям богачей. Зачастую их имена высечены в мраморе. Не будь этого морального долга богача, сегодня места археологических раскопок выглядели бы иначе — более скромно.

То, что акты щедрости являются социальным долгом, понятно и из похвального предприятия Траяна: он создал в Италии систему оказания помощи бедным детям, особенно в сельской местности, гарантируя им регулярные пожертвования на еду. Речь идет о незаконнорожденных детях, не имеющих никаких средств к существованию, истории которых, очевидно, произвели на Траяна сильное впечатление.

Разумеется, помощь распространяется только на детей римских граждан, не на рабов. И все-таки поражает такое чуткое и «современное» отношение к детям в столь древнем обществе. Сколько стран третьего мира и сейчас не имеет программ такого типа (эту миссию берут на себя неправительственные добровольные организации)!

Мы говорим об lnstitutio alimentaria — «продовольственном учреждении». Мы знаем о нем в том числе из знаменитой Велейской таблицы, одной из самых пространных бронзовых надписей, дошедших до нас от античного Рима. Археологи обнаружили ее во время раскопок античного поселения Велейя в итальянской провинции Пьяченца.

Траян пустил на это дело личные средства, предоставив их сельским собственникам в разных муниципиях Италии взаем под 5 процентов, призванных пополнять фонд, и под гарантию в форме земельной ипотеки.

Процентные поступления идут на питание нуждающимся детям, которые, таким образом, в течение ряда лет получают свой кусок хлеба и надежду на будущее.

Итак, те, кто богат, помогают детям бедняков (и сам император подает этому пример) или дарят городу монументы. Еще одно отличие римского общества от того образа, который у нас создается по фильмам или историческим романам. Общества, которое во многих чертах походит на наше.

Наконец через несколько дней доходит весть о том, что удалось связаться с женихом Элии Сабины. Он вместе с выделенным отрядом II Вспомогательного легиона находится в пустыне во внутренних областях страны. Жрица снаряжает повозку и часть дороги проделывает вместе с Элией Сабиной: уже давно она хотела навестить брата, живущего в Булла-Регии, как раз расположенной по пути.

На следующий день рано утром женщины в сопровождении небольшой свиты выезжают из Карфагена.

Они едут в крытой повозке carruca, похожей на ту, что мы видели в Провансе, но более легкой, принимая во внимание местный климат, и убранной внутри цветными пологами и элегантными подушками, выдающими изысканный вкус хозяйки.

В пути Элия Сабина обращает на что-то внимание и выглядывает из окошка. По бокам дороги лежат морские раковины, сначала понемногу, затем все больше и больше, наконец, высятся целые холмы. Несметное количество раковин, истолченных и бог знает когда оставленных здесь под лучами палящего солнца, выбелившего их до блеска. Поля по краям дороги кажутся свалками под открытым небом.

Это отходы производства огромной фабрики по изготовлению пурпура — можно сказать, «цвета номер один» в Римской империи.

Пурпурный пигмент, использовавшийся для окраски самых дорогих тканей, добывают из моллюсков семейства мурициды, в частности из иглянки (Haustellum brandaris): он содержится в небольшом мешочке — мантийной железе. Но в крайне небольшом количестве: буквально по капельке в каждом моллюске. Отсюда необходимость вылавливать огромные количества этих брюхоногих с помощью подводных вершей, расставленных вдоль побережья.

Затем следует трудоемкий процесс обработки: необходимо вручную извлечь моллюсков, причем, если они слишком малы, приходится дробить раковины на жерновах, потом их на несколько дней оставляют на солнце, после чего вываривают в свинцовых сосудах. В итоге, после удаления примесей, получают пигмент. Плиний Старший дал ему идеальное определение: «…тот драгоценный розовый цвет, что тяготеет к черному и переливается».

Каждый грамм пигмента добыт ценою жизни десятков тысяч морских моллюсков. Понятно, почему он так дорог и почему считается роскошью, как шелк.

Но для чего он нужен? Чтобы окрашивать тоги и другие одежды, но это и нечто большее, чем просто краска, — это статус-символ, как поясняет все тот же Плиний Старший: «…знак отличия сенатора от всадника, используется для умилостивления богов, и придает великолепие всякой одежде: в триумфах и смешанный с золотом. Поэтому следует простить всеобщую одержимость пурпуром…»

В самом деле, можно говорить об одержимости, потому что, хотя римляне и не были изобретателями метода получения пурпура, именно они поставили его на такой «промышленный» поток, что уничтожили популяции моллюсков-мурицидов в обширных областях Средиземного моря. Вот одно из неблагоприятных последствий римской глобализации, которая поразительно похожа на то, что мы наблюдаем сегодня, когда речь идет о воздействии на окружающую среду…

Карета проезжает мимо фабрики — запах валяющихся на солнце десятков тысяч моллюсков невыносим. Пахнет гнилым морем. И этот запах сопровождает нас на протяжении многих километров. Так мы обнаруживаем любопытный факт: фабрики всегда расположены с подветренной стороны (относительно преобладающего в местности ветра) к населенным пунктам, чтобы не отравлять воздух этими тошнотворными миазмами…

В ходе путешествия кортеж проезжает по совсем не похожей на ту, что знакома нам, Северной Африке. Здесь гораздо больше зелени, словно мы где-нибудь в Испании или Южной Италии. Однако это провинция Проконсульская Африка, включающая нынешний Тунис, часть Алжира и Ливии.

Элия Сабина, убаюкиваемая легким покачиванием повозки, открывает для себя неведомый прежде мир. А вместе с нею и мы: наша повозка проезжает по пути многочисленные сельскохозяйственные усадьбы, широкие возделанные поля, одним словом, как и Египет, эти земли — закрома империи. И здесь выращивают не только пшеницу.

В изобилии имеются фруктовые деревья, инжир, виноград, фасоль. Затем оливковое масло — козырь здешних мест. Начиная с эпохи, в которой мы находимся, его производство настолько интенсифицируется, что уже составляет серьезную конкуренцию италийскому и испанскому маслу. Это явствует из амфор, которые находят археологи в местах раскопок или на затонувших судах этого периода: сосуды африканского типа постепенно вытесняют италийскую керамику.