Да прямо перед домом богов! Люди, он же проклятье на всех нас наведет! На всю площадь порча падет! А как торговать и покупки делать?

– Да заткнуть его надо и дело с концом,– рявкнул в ответ лысый мужик с волосатыми как у зверя руками.– И так слишком много уже послушали бредней этих. Эй, народ, неужто и дальше будем слухать как богов поносят?

– А тебе если не нравится не слухай! – крикнул из толпы чей-то юный голос.– Да и нет твоих богов, истуканы одни каменные!

– Че? Эй, кто сказал? Кто сказал сейчас! Да я тебя! Эй, мужики, и тут на наши святыни пасти раскрывают!

– А он разве не дело говорит?– ответил ему ехидный девичий голос, от которого лысый вылупив глаза начал растерянно озираться.

– Да дайте уже послушать, что он там говорит-то!

Айдек с ужасом начал понимать причину столпотворения. Пройдя ещё немного вперед и распрямившись во весь рост, он увидел, наконец, того, кто заставил торговцев и их покупателей нарушить привычный ритм жизни базарной площади.

У закрытых ворот храма стоял длинноволосый старик, одетый в порванную серую рубаху. Судя по тому, что покрывали ее большие пятна от грязи и разбившихся яиц, публике не слишком нравилось его выступление. Но он, словно не замечая этого, продолжал говорить слегка севшим голосом.

– …В мире этом вы как дети, но лишены непорочности и чистоты душ. Вы грабите, лжете, предаете, распутничаете и усердствуете в каждом грехе своем и в каждом пороке. И тем навлекаете на себя гнев божий. Не тех каменных истуканов, коим вы в слепоте своей возносите мольбы и приносите многие жертвы, но гнев бога истинного. Бога единого, что сотворил всех и каждого и даровал нам мир этот. Но он отвернул от вас взор свой, ибо мерзки и противны вы ему стали. И хлещет он вас болезнями, войнами и бедствиями многими. И не иссекает чаша страданий ваших и не иссякнет вовеки. Но знайте, что суть всех горестей ваших – лишь в вашем грехе. В слабости и страхе, в неверии и жадности. Вы соткали себе покрывало мерзостей и мните, что укроетесь им от Божьего взора и гнева его, но знайте, что обернется оно для вас саваном. И не будет для вас спасения, ибо жизнь вечная не примет грешников и лишь праведники ее познают!

– Да что вы этому безумному пасть-то открывать позволяете! – взревел здоровый мужик с огромным пузом и длинной бородой.– А ну заткнись урод! Заткнись, я сказал!

Брошенный им камень угодил старику в плечо. Толпа откликнулась гулом. Где возмущенным, а где одобрительным.

От удара проповедник чуть пошатнулся и, хотя его лицо исказила гримаса боли, он продолжал говорить.

– Человек есть творение бога. Часть бога. И поклоняясь ложным идолам, упорствуя в своем неверии и грехе, вы убиваете Божий огонь в себе и мире! Вы близите темные времена! Ибо отравленный скверной мир – суть мир темный. Мир горестей и торжества страданий!

– Ща я тебе устрою мир торжества страданий, выродок ты этакий! – выкрикнул лысый мужик с волосатыми руками, неожиданно оказавшийся прямо рядом с Айдеком.

Брошенный им камень рассек щеку старика.

– Бог один! – продолжал тот, морщась от боли.– И истина лишь одна. Его истина. Лишь она дарует жизнь вечную человеку!

– Вот и вали в свою вечную жизнь! – взвизгнула женщина с годовалым ребенком на руках, который испуганно жался к матери. Свободной рукой она бросила глиняный кувшин, точно попавший проповеднику в лоб. Старик рухнул на одно колено.

–Слепцы, вы не понимаете, что мои страдания ничто, в сравнении с Забвением, на которое вы себя обрекаете! – прокричал проповедник, зажимая рану, из которой сочилась кровь.

– Это мы ещё посмотрим! – раздался из толпы чей-то голос и сразу несколько камней попали в живот и ноги старика. Ещё один выбил ему передние зубы. Следующий – разбил бровь. Старик рухнул на каменные ступени, закрывая окровавленное лицо руками, но все новые и новые предметы летели из бушующей толпы, попадая ему в спину и голову.

– Да что же это вы делаете, люди, вы же человека убиваете! – запричитала прилично одетая женщина с седеющими волосами, уложенными в высокую прическу.

– А нечего было на богов и на нас хулу наводить,– ответил ей маленький мужчина в мясницком фартуке.– Тьфу, тоже мне праведник. Богохульник он и все тут. Хвала, что хоть не у храма Златосердцего своё выступление устроил. А то ежели бы он его обидел…

Мужичок испуганно схватился за висевшие на его шее обереги и поплевал себе под ноги. Тело старика билось от попадающих в него камней, горшков, костей и всякого мусора, а каменные ступени и резные колонны храма заливала его кровь. Неожиданно позади толпы раздался свист и громкая ругань. Сквозь зевак, бесцеремонно толкаясь и работая деревянными дубинками, двигались семеро стражников, одетых в оранжевые рубахи, кожаные нагрудники и медные шлемы.

Увидев их, несколько заводил тут же скрылись в притихшей толпе, переставшей бросать камни в скрючившегося и завывающего старика. Старший из стражников, шлем которого украшал оранжевый конский волос, оглядел сурово толпу, а потом, ткнув проповедника дубинкой, строго произнес.

– Что за непорядок у вас тут? Чем провинился этот старик?

– Хулу на богов возводил, господин,– выкрикнула из толпы какая-то женщина.– И нас, добрых кадифцев, поносил всякими словами. Однобожник он!

– Правда, правда! – загудела толпа.– Богов клял! Все слышали! Нас оскорблял! Было!

– Понятно. Что конкретно-то говорил?

– Много чего, господин страж. Ой много чего и одно другого гаже. Что богов нет и молимся мы истуканам,– начала перечислять женщина.– Нас нечестивцами звал и говорил, мол от нас все зло, так как мы тут все лжецы, воры и распутники. А какая я распутница? Я честная тайларская женщина и только своего мужа знала. Детишек вот четверых рощу, а он меня в блудницы записывает и проклятиями грозит. Ну разве можно так и о честных людях? А?

– Нельзя! Нельзя! – загудела толпа.

– Но гаже всего, что он о богах так отзывался, господин страж,– не унималась она.– И где только, вы посмотрите: у храма самого Радока!

Стражник грозно посмотрел на корчившегося старика, а потом ударил его окованной палкой по ребрам, от чего тот завыл, словно больная собака.

– Ясно,– проговорил он.– Так, парни, у нас тут явно оскорбление богов и граждан, а так же крамола на государство. Берем его парни.

– А в толпе его слова кое-кто поддерживал, господин страж,– неожиданно заорал волосатые руки. – Я сам слышал. Парень, щупленький такой был. И это, девка ещё. Да ещё…