— Дай я, — предложил Велес.

Купец взял один из деревянных кольев, валявшихся рядом, и забил его камнем в щель между плитой и полом пещеры. После чего отправил одного воина на берег за водой. Тот вернулся, и Велес принялся лить воду на деревяшку.

— Ты что, хочешь его смыть? — удивился кто-то из отряда.

— Угу, — отозвался Велес.

Прошло несколько минут, и деревянный кол начал разбухать, а щель между плитой и полом расширилась. Бодвар Бьярки кивнул, изумленный, а Велес принялся подсовывать новые колья.

— Я тоже в некотором роде колдун, как видите, — с улыбкой объявил купец.

В итоге щель заметно расширилась, и Бьярки подошел к плите. Он подсунул под нее руки и потянул. Та не сдвинулась с места. Берсеркер плюнул, выругался, распаляя себя, и забормотал себе под нос:

— Один, бог смерти, влюбленный в войну! Один, разрушитель, истребитель, ночной убийца! Один значит ярость! Один значит война! Один, Один, одноглазый, безумный! Один! Один! А-а-а!

Плита оторвалась от пола пещеры. Бьярки поставил ее вертикально, она покачнулась, и на секунду показалось, что она сейчас упадет обратно, но в следующий миг она начала падать на Бьярки. Берсеркер отскочил назад, и камень с грохотом рухнул. Из дыры в полу пещеры пахнуло спертым воздухом, и даже Велесу, человеку с луженым желудком, показалось, что его сейчас вырвет. Двое из отряда отошли в сторонку, где их стошнило. Даже Бьярки отпрянул, хотя тут же снова шагнул к краю ямы.

— Это гробница, — заявил он, — и весьма свежая, судя по запаху гниения. Пошли, парни, это добрый знак. До нас здесь никто не бывал. Еще немного, и я буду свободен от слова, данного Двоебороду.

Он опустился на колени и привязал веревку к выступающему камню, торчавшему над ямой как будто именно для этого.

— Отлично, — сказал Бьярки. — Здешние покойники прямо нам помогают. — Он усмехнулся. — Кто спустится последним, тот нищий! — И с этими словами он полез в темноту.

Что же было в яме? Вали. Нет, не Вали. У существа все еще возникали мысли Вали, но они больше никак не характеризовали его личность. Мысли были несвязными и рассеянными — падающие звезды, которые мелькают тут и там, а в следующий миг угасают. Его воспоминания и прежний опыт обратились в труху, все смешалось, дружба и любовь значили не больше, чем твердость камня под ногами, чем холод пещеры.

Сначала он согласился остаться в яме из любви к Адисле. Он понимал, что едва не убил ее, и хотя грохот падающей плиты наполнил его отчаянием, он был рад слышать его. Пока он заперт в яме, он никому не сможет причинить вреда. Когда он увидел раненого ноаиди, его животное начало взяло верх, и он принял свою судьбу по совершенно иным причинам. У него теперь была пища, яма представляла собой надежное убежище — почему бы ему не пожить пока здесь? Потом пища закончилась, и от ярости он начал кидаться на стены, прыгал на замуровавший его камень, пытался копать, но в конце концов смирился, как смирилось бы любое животное, и успокоился.

К тому моменту он уже с трудом сознавал, кто он такой. Его человеческое начало было подобно стае серебристых рыбок, которые играют и плещутся в воде, внезапно сливаются в единое целое, обретая форму, чтобы в следующий миг рассеяться, завидев острые зубы.

Велес спустился сразу за Бодваром Бьярки. Он порезал руки, скользя по веревке вниз, и выругался, ударившись о камни на полу.

Кто-то сбросил в яму горящий факел. Велес подхватил его и огляделся. Потрогал стену — на пальцах осталось что-то липкое. Купец лизнул и тут же вытер язык рукавом. Это была кровь.

Бьярки, стоявший перед ним, зашагал по проходу с мечом наготове.

— Изумруды, — прошептал берсеркер. — Смотри, какие огромные.

— Скорее всего, это простые агаты, — возразил Велес. — Надо как следует их рассмотреть.

Но это были не изумруды и не агаты. Это были глаза.

«Темнота не такая, как в тот раз», — думал Аудун. Ведя конунга ко входу в пещеры с другой стороны горы, Саитада захватила с собой трут, кремень с кресалом и много свечных огарков, взяв их из углубления в скале. Пока они спускались, она зажигала свечи, одну от другой. Но даже когда свеча успевала погаснуть, не казалось, будто тьма прилипает к телу и дышит опасностью и враждебностью.

Женщина с обожженным лицом подготовила к спуску и конунга, на свой манер. Она сняла камешек с волчьей головой, который висел у нее на шее на кожаном ремешке, и надела на шею Аудуну.

— На удачу? — спросил он.

— На смерть, — ответила она.

Конунг позволил ей завязать ремешок. Он не чувствовал разницы, он видел всего лишь камень.

Аудун не мог поверить, что вход в пещеры ведьм можно найти так легко. Он был едва ли не отмечен вехами — узкий лаз, ведущий внутрь горы, перед которым стояли многочисленные подношения. Каменный коридор напоминал по форме ложку с длинным черенком и завершался высокой пещерой. Чтобы попасть в настоящие пещеры, надо было лезть через дыру в потолке тоннеля, сложив сначала лестницу из плоских камней, а затем выудив из дыры палкой веревку. Так смог бы забраться кто угодно. Сама щель в потолке не сразу бросалась в глаза, но Аудун решил, что этот вход недолго оставался бы тайным, если бы в пещерах захотел спрятаться обычный человек. Какому-нибудь любопытному воину достаточно было бы просто заглянуть, и враг бы уже оказался тут как тут. Зачем же сам он карабкался на Стену Троллей, когда можно запросто зайти с другой стороны?

Аудун подозревал, что идет прямиком в ловушку. Он напомнил себе, что любой входящий в эти пещеры видит только то, что ведьмы сами хотят ему показать. Получается, они его впустили? Он бросил взгляд на оставшиеся перед входом подношения: бутылки и горшки — то, что не смогли унести дикие звери. А ведьмы вообще дома?

Но конунг не испытывал страха. Он был уверен в своей скорой смерти и приветствовал ее приближение, в его жизни не было места страху. Поэтому мертвые мальчики, обглоданные крысами трупы девочек, раздувшиеся тела утонувших женщин в подземных озерах и гниющие, почерневшие лица тех, кто болтался на веревках, привязанных к выступам скал, были ему неприятны только потому, что заставляли вспомнить, сколько людей он сам обрек на подобную участь.

Но совсем другое дело — удушающие тоннели. Аудун не боялся смерти, но вовсе не хотел задохнуться, зажимая руками рот и нос, когда протискивался в узкие проходы в скальной породе. Некоторые проходы были немногим шире его головы, и ему приходилось ползти и извиваться, проталкивая тело между камнями. До него начало доходить, почему вход с этой стороны не охранялся, как другие входы в пещеры Стены Троллей. Враг, зашедший с этой стороны, оказывался в чрезвычайно уязвимом положении. Не может же воин сражаться, когда руки вытянуты над головой. То есть, несмотря на кажущуюся легкость, это был весьма предательский путь, даже когда ведьмы не насылали на гостя свои обычные кошмарные видения.