Акмурзин парень догадливый, уже вытащил три банки консервов и галеты к ним, увидев это богатство, пограничная братва кинулась, чавкая, благодарить нас, я пресек поток благодарности и приказал сосредоточиться на еде. Ребята молниеносно разрубали консервы и галеты и хотели еще, но я не знаю, когда в последний раз они ели, да и то, что дали, как бы фон Боком им не вышло. Отдохнув полчасика и убедившись, что пограничные желудки осилили жрач без особых напрягов, мы тронулись в путь. Во время отдыха я им рассказал о нашей части и о том, как мы тут оказались, у ребят глаза, само собой, горели, когда шел рассказ о боях ДОН-16.

Оказывается, у ребят действительно нет ни одного патрона, и криком «хенде хох» они просто нас пугали, думая, что мы немчура, вот психи, а если бы это была немчура? А у нас патроны есть, правда, не к Мосинке, а к гитлеровскому карабину, но к патронам прилагаются еще два карабина. Вот парни и вооружились, и дальше уже пошли впятером, так и интереснее, и пахана сплоченным коллективом гасить кайфовее, гласит народная поговорка.

По пути мы наткнулись на дорогу, правда, мы не знали, куда она ведет (на ней не написано), и когда мы новым бойцам рассказали примерно, куда мы должны пойти, они подсказали, что нам надо бы направо. Ну пошли параллельно дороге, в двадцати-пятидесяти метрах от дороги, причем, само собой, с наибольшей осторожностью и наименьшей скоростью, чай, не двадцать четыре часа Ле-Мана. И я думаю, если попадется небольшая группа немцев, мы должны их атаковать. Зачем? Во-первых, чтобы сплотить наш маленький отряд, затем, чтобы пополнить запас продовольствия и боеприпасов, да и проверить, наконец, каковы ребята в деле.

И медленно передвигаемся параллельным курсом к дороге, пока тишина, вот вдалеке раздается звук моторов, и мы ложимся на землю, по звуку моторов понимаем, что мы приближающимся не конкуренты, их тупо больше. Как истинные тигры, мы пережидаем более сильного противника, и мимо нас, грохоча, едет колонна из пятнадцати грузовиков и шести мотоциклов, что они везут (или кого), мы, конечно, не знаем (если уж начистоту, то мне это пофиг). Конечно, интересно нам очень, но силы не равны и иголкой пушку не прошьешь, пусть едут, суки, попутного кола в горбатую спину и лохматого козла навстречу.

Переждав еще пяток минут, двигаемся за ними, получилось нам с ними по пути, и опять так же, не спеша, с крейсерской скоростью 4–5 полновесных километров в час, двигаемся вперед, к базе. Спидометров у нас, конечно, нет, и мы понятия не имеем, сколько прошли, и тем более не знаем, сколько осталось. Тут в стороне базы начинается перестрелка, и простенький вывод осенил меня. Колонна прошла по направлению к нашей базе, это раз, колонна, я уверен, не единственная, это два. Но пятнашка грузовиков по двадцать бойцов это же почти батальон, пусть таких колонн было три или даже шесть, то это уже полк. Наши порвут этот полк, да, и потери будут, но не кардинальные, так нас с этой стороны не ждут, и мы можем сыграть роль козырной карты. Вот только как?

У нас никто танк не водит, а то в лесу «КВ» приныкан (и не один), вот суперсюрприз был бы, если в неожиданный момент использовать «КВ» как туза козырного.

– Слышь, бойцы, трактор или танк кто водить может?

И на тебе в ответ сюрприз!!! (И нехрена свистеть о рояле-пианине в кустах.)

– Я могу, – говорит мне Никифоров.

– Да ты че, – неожиданно быдловской фразой удивляюсь я, – так все-таки трактор или танк?

– И танк, и трактор, товарищ капитан, я до армии на тракториста учился, тут призыв, говорят, в танкисты пойдешь, а все друзья в пограничниках. Ну, не мог я в танкисты, вот и уломал военкома на пограничника, брат у меня летчик, ну и я не должен отставать от него, должен был я стать пограничником[315].

– А он у тебя, случайно, не истребитель и не зовут ли его Еремеем?

– Да, товарищ капитан, Ерема он, лейтенант-истребитель, летает на «И-16».

– Ошибаешься, брательник твой уже в старлеи выбился, и летает уже второй-третий день на «Юнкерсе», ах да, еще и медалью его наградили, и вообще придем на базу, там его и увидишь.

У Васьки, так зовут младшего Никифорова, полные штаны радости, как же, брат и жив, и не в плену, а еще и старлей и медаль получил. Да и самое главное, сегодня он сможет его увидеть. Рассказываю ему о «КВ» стоящем невдалеке, в лесу. Тот радостно хрюкать начал, мол, он ради встречи с братцем готов не то что танком, бронепоездом в одиночку ворочать.

Ну и мы дали ходу, тем более Фатхулла говорит, до танка километр, не более, у нас, блин, крылья появились и моторы по тыще лошадиных сил на брата. Минут пятнадцать, и Васек чуть ли не целует «КВ-шку», быстро откидываем маскировку с танка и всей толпой рванули в него, тут выясняется, что из пушки танковой никто стрелять не умеет. Да нам и не нужно, башкир, как самый меткий, сел за курсовой пулемет, и, кинув клуб черного солярочного дыма, мотор взревел.

Как притаившийся тигр стремительно бросается на какую-нибудь косулю, танк вылетел из кустов и, ревя железным сердцем, нет, скорей металлическим нутром, рванул к дороге. Практически выпрыгнув на дорогу, танк сделал пол-оборота и, взяв нужное направление, полетел вперед, на помощь нашей базе, в той стороне приглушенные ревом мотора были слышны выстрелы и вообще канонада.

На танке гораздо быстрее, чем пешком, и более внушительно, с наибольшим уважением (попробуй не уважай меня, если я на танке, а ты пешком) мы вторглись в кучку немецкого транспорта. Немчура, видимо, оставила свои тачки здесь под охраной и сами рванули в лес, раздавив два или три грузовика, попортив пейзаж, постреляв из пулемета охрану, мы полетели дальше к лагерю. Я еще через люк добавил сперва гранату в немецкую кучку, устроившую тусняк за «опельком», потом весь магазин туда же, скажем, не контрольный выстрел, а контрольный магазин. И тут вижу, что немцы залегли вокруг лагеря и пуляют туда, кричу приказ Ваське:

– Васек, влево пятьдесят метров и оттуда поворот снова влево.

Васек выжимает мощь из нашего железного мастодонта. Акмурзин пуляет из курсового по немцам, башкирец[316]добрался до халявных патронов. Само собой, немцы в афиге, полный аут у них, подправляю курс нашего сухопутного дредноута. А Васек давит немцев по-живому, те, вскакивая, пытаются бежать, но Акмурзин не дает, да и с базы отвечают немецким МГ. Продолжая хардкор, мчимся вперед, немцы чувствуют себя цыплятами против кабана, а еще Акмурзин перекрестил очередью какого-то майора, это вызвало отпад. Абдиевские броневики тоже взялись, как говорится, откуда ни возьмись, и тоже добавили жара (по бортовым номерам броневиков понимаю, что самого Абдиева тут нет). Послышалось многоголосое «ура», пехота рванула в штыковую атаку на деморализованных питомцев Гитлера, довершая разгром.

Командую Ваське, чтобы он разворачивался, нам надо назад, чтоб ни один немец не вырвался из капкана. Никифоров лихо развернулся и втопил педаль газа (ну или что там), танк понесся в обратный путь, по пути делая из панически бегущих немцев натюрморты (или барельефы?), тогда уж страйк. Наконец перегнав (местами перестреляв) немчиков, лихо разворачиваемся на дороге (а что, танк разворачивается практически на месте, это вам не «Газель») и ждем, рядом появляются броневики, и оба синхронно разворачиваются по бокам нашей махины. Останавливаются в метрах 40–50, один само собой справа, другой слева, прочесывая изредка отходной путь немцев пулеметами. Те, увидев технику, по-моему, притаились, уже темнеет, а жить хочется всем (даже членам НСДАП). Грянуло «ура», и, стрекоча автоматами, пулеметами, трескуче раскалывая вечер залпами винтовок и карабинов, на немцев рванули наши пехотинцы, ну и те, конечно же, отвечают.