Но Мирбах опасен; теперь, когда я женюсь на Марии, он опасен вдвойне: она и смотреть на меня не захочет, если услышит что-нибудь этакое... Но ежели эсеры убьют Мирбаха и я разгромлю их партию — она тоже не захочет на меня смотреть... Круто же я попал, psya krev!

Один выход — устроить все так, чтобы Мирбаха убили и заговор раскрыли, но раскрыл как будто не я... Выступлю в роли не гонителя Машеньки, но — спасителя ее... И притом останусь чист и перед большевиками, и перед немцами. Да, это сложно; требуется тончайшая психологическая игра. Но разве я не проходил уже многократно по лезвию бритвы?»

— Слушайте же, — произнес он сдавленным голосом. — Мы должны начать с графа Мирбаха... Потом я дам вам для восстания целый отряд летучих чекистов... то есть летучий отряд чекистов... Ах, Marie!

А немцы тем временем продолжали волноваться; они писали Дзержинскому все новые и новые жалобные записочки и целыми днями названивали ему по телефону, умоляя разобраться с готовящимся покушением; наконец Мирбах, не выдержав, потребовал личной встречи с председателем ВЧК. (Надо заметить, что Мирбах не догадывался о том, что председатель ВЧК Дзержинский, одетый в кожаную куртку и носящий козлиную бородку, и безбородый Железный Феликс, одетый в крылатку, с которым он сталкивался много лет тому назад, — одно и то же лицо. Ведь немцы различают славян исключительно по мундирам и бородам. Так что разоблачение с его стороны Феликсу Эдмундовичу, казалось бы, не грозило; но ведь он намеревался, женившись и взойдя на престол, от мерзкой бородки отказаться, и тогда...)

— Герр Дзержинский, мне начинает казаться, что вы умышленно смотрите сквозь пальцы на мое убийство.

— Это клевета; я вообще никак не могу смотреть на ваше убийство, герр Мирбах, — хладнокровно отвечал Дзержинский, — поскольку вы живы и сидите передо мной. Надо сказать, вы весьма живучи, — колко заметил он. (Мирбах не понял этой колкости.) — О каком убийстве вы говорите? Или это вы желаете кого-нибудь убить? В таком случае вам ничего не грозит: ведь вы — лицо неприкосновенное. Убивайте на здоровье.

— Герр Дзержинский, я настаиваю, чтобы вы поскорей разобрались с этими вашими левыми эсерами.

— Разберусь, не переживайте, — успокоил его Феликс Эдмундович. — А вот скажите мне, герр Мирбах, верно ли я слышал, что вы большой специалист в области психоанализа? — Он подумал, что неплохо было бы все-таки получить у Мирбаха бесплатную консультацию, пока тот еще жив: вдруг окажется, что любовь к Марии — это просто болезнь и наваждение?

— Да, я был любимым учеником д-ра Фрейда, — гордо ответил Мирбах.

— А вы не могли бы меня немножечко проанализировать?

— Вообще-то я давно уж не практикую.

— Если вы меня проанализируете, я обрету душевное равновесие и скорей раскрою ваше уби... покушение на вас.

— О, в таком случае я согласен. Ложитесь на кушетку, пожалуйста... Нет, не нужно разрывать вашу рубаху, все движения вашей души и так от меня не ускользнут. А теперь расскажите мне, что вы сегодня видели во сне.

— Мою мать, — правдиво отвечал Феликс Эдмундович.

— О, превосходно! — обрадовался Мирбах. — Можете не рассказывать дальше, я и так все понял: вы видели, как ваш отец вошел в спальню к вашей матери, и это вызывало у вас гнев и жела...

— Ничего подобного, — оборвал его Дзержинский. — Мне снилось, как моя мать купила нам с сестрой котенка, серого в полосочку.

— Да, да... А к вашей сестре ваш отец входил в спальню?

— Не помню. Он умер, когда мне было пять лет.

— Но, стало быть, он мог входить в спальню вашей сестры?

— Понятия не имею.

— Но спальня-то хоть у вас в доме была?

— Была, конечно. И не одна.

— Ну вот видите!

Дзержинский ничего не видел. Тогда Мирбах решил зайти с другой стороны. Он показал пациенту палец и спросил:

— Что вы видите перед собой?

— Палец.

— Но он вам что-нибудь напоминает? Нет? Странно... — Мирбах огорчился. «Совсем потерял квалификацию, — подумал он, — конечно, без регулярной практики...» Он схватил зонтик и помахал им перед носом пациента. — А зонтик вам что-нибудь напоминает? А сигара? А карандаш?

Добившись в конце концов от пациента признания, что демонстрируемый предмет отдаленно напоминает ему фаллос, Мирбах обрадовался, застегнул брюки и сказал, что пациент совершенно здоров. «Издевается, сволочь», — подумал Дзержинский. В самом деле, пора было его убирать.

6 июля около трех часов дня к дому № 5 по Денежному переулку, занимаемому германским посольством, на автомобиле подъехали два человека. Один был смуглый брюнет с бородой и усами, другой — рыжий и в косоворотке. Оба были с портфелями. Они прошли в здание посольства. Войдя, брюнет сказал дежурному чиновнику, что они члены ВЧК и прибыли по поручению Дзержинского переговорить с графом Мирбахом. О пришедших доложили первому советнику посольства доктору Рицлеру. В сопровождении переводчика доктор Рицлер вышел к посетителям, и те отрекомендовались ему членом ВЧК Блюмкиным и членом революционного трибунала Андреевым, при чем предъявили мандат за подписью Дзержинского: «Всероссийская Чрезвычайная Комиссия уполномочивает члена ее Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу».

Но как ни уверял их доктор Рицлер, что он в качестве первого советника посольства уполномочен вести все переговоры, как ни предлагал изложить сущность дела ему, Блюмкин настаивал на распоряжении Дзержинского, чтобы они переговорили непосредственно с послом, которого лично касается это дело. И через пять минут в зале посольства, демонстрируя изготовленные Дзержинским документы, Блюмкин говорил послу о судьбе арестованного чекистами брата графа, австрийского офицера Роберта Мирбаха, в судьбе которого якобы посол должен был быть заинтересован.

— Но этот граф Роберт Мирбах мне вовсе не брат, — сказал Мирбах.

— Уверяю вас, ваше сиятельство, вы ошибаетесь, — возразил Блюмкин. — У ВЧК имеются абсолютно достоверные сведения о том, что он ваш родной брат. Я могу показать вам документы.

Это был условный сигнал. Вместо документов Блюмкин выхватил из портфеля револьвер и, словно в тире, перестрелял всех немцев, начиная с посла. Затем он извлек из портфеля небольшую бомбу и швырнул ее в дверной проем. Посыпались оконные стекла, все окуталось дымом, и в этом дыму террористы спокойно скрылись на ожидавшем их автомобиле, за рулем которого сидел Дзержинский: он к тому времени уже порядочно выучился водить.

Отвезши Блюмкина с Андреевым в штаб-квартиру левых эсеров, Феликс Эдмундович вернулся в свой кабинет на Лубянке и стал ждать звонка от Ленина. Теперь начинался самый сложный этап игры...

Звонок раздался через полчаса.