– В-четвёртых, весь постмодернизм, в общем-то, про Теорию – он обращает мало внимания на настоящих людей, настоящие места, настоящие события, настоящее искусство и настоящую жизнь, так что ваш роман должен быть о Теории и состоять из Теории. Теория, Теория, Теория. Поверьте мне, это сделает ваш роман одним из самых захватывающе скучных произведений, которые когда-либо были написаны за пределами России. Ну, по крайней мере, в тех частях, где вы будете излагать Теорию. Таким образом, все пейзажи, все обильные, подробные описания интерьеров, людей и мест – всё это должно исчезнуть в бурном потоке словесного поноса.

– К тому же, этот роман не должен быть большой литературой – скорее развлекательным коллажем, мешаниной из сменяющих друг друга картинок в духе MTV. Никакого высоколобого литературного величия, пусть это будет узколобая и «среднелобая» поп-культура (мы ведь все такие заботливые, сострадательные и обыкновенные – нам ни к чему этот гадкий элитизм, верно?). Только ради Бога, хотя бы попытайтесь сделать эту мешанину увлекательной, ведь в вашем несчастном романе уже достаточно скучной теории.

– В-пятых, все персонажи обязаны быть плоскими и двумерными. Не одномерными, но и не трёхмерными. Это прекрасно согласуется с постмодернистским кредо: глубины нет, есть только поверхность, так что слова «плоский» и «двумерный» должны относиться ко всем вашим персонажам. Персонажи флатландии в идеальном романе флатландии, ясно?

– Господи, Ким, именно так я себя и чувствую – плоским и двумерным.

– Я тоже, Кен, я тоже. Мне кажется, моя жизнь, вся моя жизнь проходит в постмодернистском романе, о котором говорит Пауэлл. Моя жизнь как будто не принадлежит мне, я не являюсь автором собственных действий и желаний. Кажется, даже самого понятия об авторстве больше нет. Меня пишет какой-то саморефлексирущий постмодернистский хрен – меня и всю мою жизнь. Господи, где там мой Прозак?

– В-шестых, как мы уже знаем, деконструктивный постмодернизм – это в первую очередь сердитое критическое отношение, а не позитивный вклад, и поэтому, если постмодернистскому искусству иногда и удаётся приобрести смутные позитивные черты, происходит это за счёт элементов, позаимствованных или украденных из более ранних форм искусства (ведь ничего нового постмодернизм придумать не может). «Воровство» – вот как это называется. Воруйте всё, особенно хорошие шутки: возьмите немножко у Стива Мартина, чуть-чуть у Денниса Миллера (Dennis Miller), Джоан Риверз (Joan Rivers), Родни Дэнджерфилда (Rodney Dangerfield), Эдди Иззарда (Eddie Izzard), Джанин Гарофало (Janeane Garofalo), Джорджа С. Кауфмана (George S. Kaufman), «Хедвига и „Злосчастного дюйма“» – да у кого угодно. Смотрели «Воспоминания звёздной пыли» («Stardust Memories») Вуди Аллена? «Вы сделали это из пиетета к художнику?» – «Из пиетета? Да нет, мы это просто украли». Вот это дух настоящего порно! В общем, в вашем романе должно быть как можно больше «пиетета» к прошлому. Выражайте его как угодно – например, напишите роман воспитания, который обычно выходит достаточно причудливым и может вместить всё, что вы захотите.

– В-седьмых, если вы сделаете всё правильно, и всё-таки сможете включить в свой роман все семь требований, не забывайте о саморефлексивности и обязательно упомяните об этом великом постмодернистском подвиге. Это будет похоже на хвастовство, которое добавит вам несколько очков за иллюстрации бумерита.

– Лично я уверена, что удовлетворить всем семи требованиям в одной работе практически невозможно – особенно сложно ввести примеры для каждого объекта критики – так что великий постмодернистский роман никогда не будет написан. Но если кому-то это всё-таки удастся, результат действительно можно буде назвать душераздирающим произведением блестящего гения.

– Ну, Кен, давай посмотрим видео, – говорит Хлоя.

– Какое?

– «Дебби покоряет Даллас»[106], режиссёрская версия.

– Нет, Хлоя, давай не будем.

– Но Кен, – говорит Джоан, и я начинаю беспокоиться, потому что и Хлоя, и Джоан лежат голые рядом со мной, – в этом она права.

– В чём?

– Эволюция никогда не забудет о теле, эволюция никогда не покинет плоть.

– Ещё как покинет, – возражаю я.

– Кен, милый, посмотри на меня, – говорит Джоан.

– Ну уж нет, я не собираюсь на тебя смотреть. Я знаю, что это уловка – трюк с небесными глазами. Я посмотрю тебе в глаза, а потом внезапно окажусь в каком-то безграничном пространстве блаженства, которое должно быть моим настоящим Я, хотя на самом деле это, скорее всего, просто пробка из тестикулярных гормонов, крупная автокатастрофа в моей лимбической системе. Нет уж, забудь об этом.

– Кен, кремниевое сознание превзойдёт и включит плоть, но оно никогда не покинет её. Человеческая плоть преобразится, она осветится изнутри нашим собственным сияющим пробуждением. Ты совершенно прав Кен, точка Омега существует, и углерод с кремнием стремятся к ней. Но для них обоих эта точка одна, Кен, одна и та же. Послушай, Кен, ты должен пробудиться. Кен, послушай, ты должен пробудиться прямо сейчас.

Я подскочил на стуле. Ким уставилась на меня.

– Ты в порядке?

– Да, всё нормально. Кто следующий?

– Вообще-то, это Джооо… ооооо… ааааа…

– Ким, прекрати.

– А Хлоя знает, что ты задумал?

– Я ничего не задумал, Ким.

Слайд № 4: «Спонтанное исцеление».

– Во всех этих примерах – в Теории, постструктурализме и социальном конструировании реальности – мы видим одну общую черту: преувеличение важности и силы ограниченного эго, – начала Хэзелтон. – Это преувеличение будет главной темой всех следующих примеров, поскольку оно является сердцем бумерита. Хочу подчеркнуть ещё раз: почти все эти устремления начинаются с самыми лучшими намерениями и достойными побуждениями, но потом спотыкаются о собственную тень. Особенно отчётливо это видно в сфере здравоохранения.

Я глубоко и мечтательно вздохнул, Ким рассмеялась в кулачок.

– Случаи глубокого спонтанного исцеления, например, полной ремиссии у больных раком в последних стадиях, происходят очень редко, примерно в одном случае из 10000. Но, несмотря на свою исключительность, эти случаи говорят о существовании удивительных способностей к самоисцелению, заложенных в человеческом теле, и заслуживают дальнейшего изучения. Но эмоциональный динамит бумерита выбросил на рынок массу книг, которые якобы раскрывают секреты спонтанного исцеления и недвусмысленно заявляют, что полная ремиссия любой болезни – такое же распространённое явление, как плохая постструктуралистская проза. Как объясняет один из поборников этой точки зрения: «Вы сами создаёте свои болезни, и вы сами можете их вылечить». Для всемогущего эго нет ничего невозможного.