Конечно, самым важным оставался вопрос, насколько такая модель вообще способна описывать конкретные экономические ситуации, т.е. соответствует ли энергетический ландшафт реальным ситуациям на рынке? Для проверки этого положения группа Аксельрода изучила на основе предлагаемой модели описанную ситуацию с установлением стандартов Unix в конце 1980-х годов, когда на компьютерном рынке США «столкнулись» девять американских фирм разного масштаба и разной специализации. Поясним, что одни из них были прямыми конкурентами в производстве оборудования, другие занимались программным обеспечением, а третьи были лишь вовлечены в связанные с этим общие проблемы. В модель было заложено представление о более сильном отталкивании между фирмами, чьи интересы вступали в прямой конфликт.

Очень важным параметром модели выступает «размер» фирм, который может быть определен различными способами, например, по суммарной рыночной цене акций или по чистым активам фирмы. Но для этого специфического рынка авторы воспользовались данными о доле компании на рынке соответствующих товаров и услуг за 1987 год. Еще более сложной и неоднозначной задачей стала оценка степени соперничества между фирмами, так что группа просто изучила некий диапазон предполагаемых коэффициентов, хотя конечные решения не очень сильно зависели от этих параметров, не считая, естественно, предельных значений.

С самого начала предполагалось, что соперничество на рынке должно привести к образованию двух союзов, что при рассмотрении 9 фирм позволяло создать теоретически 256 комбинаций. Расчеты энергетического ландшафта показали, что практически всегда действительно образуется именно два устойчивых сочетания фирм, причем одно из состояний с минимальной энергией почти точно совпало с тем, которое возникло на реальном рынке и привело к созданию описанных союзов во главе с OSF и UII. В теоретическом «раскладе» только фирма IBM попала в «неправильный» лагерь (в OSF, а не в UII), и оба союза имели примерно одинаковые размеры и являлись довольно устойчивыми. Вероятность случайного совпадения теоретического расчета с реальным разделом составляет по оценке около Vso, так что модель энергетического ландшафта можно считать очень удачной[107]. Если бы она была создана до описанной «войны» 1988 года, то, возможно, на ее основе фирмы могли бы выработать более выгодную и разумную стратегию поведения.

Стоит отметить и следующее обстоятельство. В реальных условиях руководство фирм обычно принимает решения о слияниях или сотрудничестве, исходя из тщательного прогнозирования ситуации на длительный период и анализа соотношений «прибыль—издержки». Удивительно, но модель энергетического ландшафта вообще не содержит никаких расчетов такого рода. Выбор союзника делается на основании внешнего, если не сказать близорукого, впечатления.

При этом считается, что «впечатление» не зависит от взаимодействий с другими фирмами, т. е. фирма А вступает в союз с фирмой Б без учета того, что та уже объединилась с В[108]. Более того, слияния и союзы могут осуществляться через образование серии небольших и слабых коалиций, приводящих последовательно к образованию устойчивой, равновесной коалиции. Аксельрод и его коллега Скотт Беннет пишут по этому поводу: «Слияние или объединение фирм в коалиции вполне может стать результатом не тщательно продуманного плана действий, а произойти вследствие серии шагов, предпринимаемых фирмами в конкретных условиях для решения тактических и локальных задач»2. Действительно, стоит вспомнить, что фирмы могут менять свои отношения с конкурентами, что вполне может привести их к ситуациям вынужденного партнерства.

Рассмотрение моделей слияния фирм и больших компаний с неизбежностью подводит исследователей к попыткам моделировать еще более драматические и важные процессы объединения и сотрудничества, связанные с геополитикой и экономикой.

Никто не поддержит идею игры в шахматы более чем двумя наборами фигур. Никому не придет в голову устроить футбольный матч одновременно между тремя командами. Мы не играем в трехсторонний теннис. Дело заключается не только в сложности организации таких соревнований, но и в более важном эффекте, связанном с психологией игроков, так как любые варианты соревнования трех участников заканчиваются одинаково — двое объединяются против третьего и быстро «громят» его, после чего соревнование превращается в обычное парное соперничество. Есть какая-то внутренняя неустойчивость в любом противоборстве с участием более двух главных игроков, на что, кстати, всегда указывают и жалуются политические деятели, вовлеченные в многопартийные дебаты и выборы. Даже в Великобритании, где десятилетиями на политической сцене доминируют лейбористы и консерваторы, их переговоры о коалиции со значительно более слабой партией либералов часто приобретают затяжной характер и оканчиваются ничем.

Эти соображения становятся поистине жизненно важными, когда играют не в футбол или шахматы, а в войну. В начале книги уже упоминалось, что различные формирования в армии Кромвеля объединяло лишь наличие общего врага — роялистов, вследствие чего сразу после исчезновения этого врага армия раскололась на враждующие группировки. Дважды в течение XX века почти все страны Европы объединялись в два огромных блока, безжалостно уничтожавших друга, а после Второй мировой войны лишь счастливая случайность и крепкие нервы спасли Европу и мир от чудовищного столкновения армий НАТО и Варшавского договора. Политолог и историк Кеннет Вальц суммирует представления о билатеральной, полярной сущности военного противостояния следующими утверждениями: «Любая игра или борьба политических сил, осуществляемая последовательно и жестко, с неизбежностью разводит игроков на политической сцене в два соперничающих лагеря. Именно при очень жестких условиях и под угрозой военных действий начинают формироваться объединения и союзы»3.

Как я уже писал раньше, многие рассматривают Вторую мировую войну как простое продолжение Первой. Озлобленная поражением Германия, на которую союзники возложили немыслимые репарационные выплаты, лишь ждала лидера, который воскресит тевтонские мощь и честь. В этом есть доля истины, но Германия сражалась не в одиночку. Италия, Венгрия и Румыния составили вместе с ней страны оси, которым в короткой, но крайне ожесточенной схватке чуть не удалось победить так называемых союзников, принадлежавших к другой обширной коалиции государств. Почему Европа раскололась именно таким образом? Возникли ли эти союзы спонтанно или в результате длительных, постепенных переговоров? Какими серьезными факторами геополитики диктуются эти объединения?