МакЛафлин самостоятельно открыл игорное заведение на Вест-Мэдисон, 606. Практически сразу в казино нагрянула облава, направленная начальником полиции. МакЛафлин позвонил Линглу в Tribune:

– Свенсон сказал, все будет в порядке. Почему Рассел вставляет палки в колеса!

– Не верится, что Свенсон это сказал, – не без издевки ответил Лингл, – но если это так, пусть напишет Расселу, что у вас все в порядке.

– Думаешь, Свенсон сумасшедший?

– Ну… Рассел – человек честный. Он не позволит нарушать закон…

– Я тебя достану! Недолго осталось! – МакЛафлин с проклятиями бросил трубку.

Примерно в то же время прокуратура штата провела обыск в спортивном клубе Biltmore. В ходе проверки разгромили игорное заведение, работавшее под прикрытием клуба. Лингл в отчаянии обратился к Пэту Роше, который был главным следователем Свенсона:

– Ты подставил меня! Я сказал им, что можно открываться, не зная, что намечается облава!

Ходили слухи, что Лингл повздорил с Капоне.

Трасса для собачьих бегов Капоне процветала в условиях федерального запрета полицейских облав. После того как верховный суд штата объявил собачьи бега нелегальными, сняв таким образом запрет и закрыв трассу, газеты начали писать, что Капоне якобы сказал Линглу: «Как я понимаю, этот бизнес прикрыли. Равно как и вас».

Джейк Лингл не дожил до банкета Торговой палаты, состоявшегося вечером 9 июня.

Незадолго до полудня яркого, солнечного понедельника Лингл вышел из гостиницы Stevens на улице Мичиган. Температура воздуха достигла отметки +20 °C. Среднего роста, несколько полноватый, с наметившимся вторым подбородком, Лингл, в синем костюме в приглушенную серую полоску, темно-синем шелковом галстуке, черно-белых спортивных туфлях и соломенном канотье, выглядел заправским щеголем.

Он зашел в банк, внес $1200 на счет, зарегистрированный на газету Tribune, затем пообедал в отеле Sherman. Лингл планировал провести день на скачках, в Вашингтон-Парке в пригороде Хоумвуд, и торопился на поезд, отходящий в 1.30 со станции Иллинойс-Сентрал.

Лингл двинулся по Рэндольф-стрит на восток. На перекрестке с Мичиган-авеню Лингл остановился у газетного ларька купить расписание скачек. До станции оставалось восемьдесят пять футов. Когда Лингл направился к лестнице, его окликнул человек из стоящей неподалеку машины:

– Джейк! Поставь на Хай Шнедера в третьем заезде!

Лингл засмеялся и помахал рукой в ответ: именно так он и собирался сделать, у Хая Шнедера были отличные шансы выиграть гонку для трехлеток. Лингл спустился в тоннель с сигарой, с которой не расставался, несмотря на язву. Лингл держал в руках программу скачек и, не оглядываясь, шагал к станции.

Позже свидетели описывали молодого человека спортивного телосложения около шести футов ростом, напоминающего студента-старшекурсника, в сером костюме, соломенном канотье, блондина или шатена. Он догнал Лингла, приложил револьвер калибра 38 к затылку и спустил курок.

Лингл упал, с сигарой в зубах и открытым журналом в руках. Журналист умер, не успев удариться о тротуар, так и не поняв, что находился в опасности. Окровавленное канотье лежало в нескольких дюймах.

Бросив револьвер, убийца побежал через тоннель к лестнице на восточной стороне Мичиган-авеню. Он промчался вверх по лестнице, по которой спускался Лингл, пересек Мичиган-авеню и побежал на запад по Рэндолф-стрит, где регулировщик-полицейский, услышав крики «Держи его!», кинулся в погоню. Коп почти догнал бегущего мужчину и хорошо разглядел его, но споткнулся, а убийца, свернув в переулок и выскочив на соседнюю улицу, затерялся в толпе.

Возможно, убийца был не один. Очевидцы говорили о втором человеке – брюнете невысокого роста в синем костюме. Один свидетель считал, что все трое некоторое время шли вместе (светловолосый мужчина чуть отставал).

После выстрела темноволосый мужчина продолжал идти на восток и, выйдя на Мичиган-авеню, исчез. На месте преступления нашли шелковую перчатку, что объясняло отсутствие пригодных для идентификации отпечатков; серийный номер оружия был предусмотрительно спилен. В кармане Джека Лингла было $1469 – сумма весьма приличная для простого репортера с недельным жалованьем $65. Джон Беттигер, репортер Tribune, первым прибывший к месту преступления, отнес деньги в газету.

Газета Tribune взяла на себя решающую роль в расследовании.

Хотя владелец газеты, полковник МакКормик, не встречался с Линглом, он увидел в преступлении открытое нападение на Tribune и поклялся, что убийца будет пойман и наказан. Полковник не полагался на полицию и прокуратуру штата: на протяжении действия сухого закона было раскрыто только одно дело, связанное с гангстерским убийством. Сэм Уинчи застрелил убийцу брата прямо на коронерском дознании. Тем не менее его не приговорили к смертной казни. МакКормик потребовал назначения специального обвинителя. Следствие по делу возглавил Пэт Рош. К нему присоединился Чарльз Ф. Ратбун, служащий юридической фирмы, сотрудничающей с газетой Tribune.

Газеты Tribune и Herald and Examiner Херста назначили по $25 000 за поимку преступника. Еще $5000 пообещала газета Post. В итоге общая сумма вознаграждения составила $55 825 долларов, причем МакКормик брал на себя все непредвиденные расходы.

Как позже отметил прокурор штата, вскоре Tribune обнаружила, что денежные операции Лингла крайне запутанны. При изучении документов о наследстве оказалось, что отец оставил ему не $50 000, а $500; дядя завещал $1150. До 20 сентября 1929 года на счетах Лингла было $85 986 и 66 центов, но из-за Биржевого краха он потерял по меньшей мере $39 500 и остался должен брокерам около $25 000. Одним из двух счетов он владел совместно с Биллом Расселом, который был вынужден подать в отставку с должности начальника полиции в связи с упомянутыми откровениями, уступив место Джону Олкоку.

После Биржевого краха Лингл перевел еще $28 000 в новые счета на фондовом рынке, несмотря на то, что ситуация стабильно ухудшалась.

За два с половиной года – с начала 1928 года и до смерти – он депонировал на банковский счет $63 900. Судя по чекам, большую часть денег он спустил на скачках. Панегирики Джейку-Мученику от прессы и «одному из умнейших полицейских репортеров своего времени» резко заглохли.

«Личность Альфреда Лингла приобретает новые черты, – говорилось в статье, написанной МакКормиком, – о которых доселе не знало руководство газеты Tribune… Он не являлся выдающимся репортером. У Лингла не было необходимых для этого способностей… Альфред Лингл использовал позицию в газете Tribune, чтобы извлечь выгоду из криминальных операций, а не потому, что добросовестно исполнял свои обязанности… Дальнейшие события докажут, что нашей газете нечего освещать в этой связи».

Непосредственный начальник Лингла, редактор дневных городских новостей, объясняя, как руководство газеты на протяжении многих лет не замечало, что творится под носом, провел параллель со старой поговоркой про сапожника без сапог.