— Итак, кузен, выберите кресло, присядьте и поговорим. Вы желаете мне что-то сказать, я тоже испытываю нужду в вас; после того как я выслушаю вас, вам в свою очередь придется послушать меня, и я надеюсь, что вы уйдете довольным.

Ее необыкновенно ясные слова казались слишком смелыми в данных обстоятельствах. Дармштадт предпочел бы видеть у королевы больше смущения. Ему показалось, что с головы его божества упал один из ореолов. Следует заметить, что мужчины предпочитают видеть нас строгими, им нужно побеждать нас с трудом, чтобы гордиться собой; они смотрят на нас другими глазами, когда одерживают победу. Чувство мужчины к женщине, которую он обожает, как правило, на две трети состоит из тщеславия.

Королева об этом не догадывалась. Она продолжала расточать ему знаки внимания, чтобы приободрить его. Когда принц сел, Анна продолжила:

— Слушаю нас, кузен, и будьте уверены: я заранее обещаю выполнить все, что вы пожелаете, если это в моей власти.

Так говорила королева, не женщина, но для влюбленного она была и той и другой одновременно. В начале разговора Анна подчеркнула, что принимает его не как королева, и он, отбросив смущавшее его сомнение, охваченный любовным трепетом, прошептал, снова поцеловав протянутую к нему руку:

— Чего я желаю, госпожа моя? Разве вы этого не знаете? Осмелюсь ли я повторить то, о чем столько раз упоминал в своих письмах?

— В ваших письмах! — воскликнула удивленная королева. — Вы мне писали?

— Боже мой, ваше величество, неужели вы не получали их? И разве не по вашему приказу я оказался здесь?

— Конечно, вас привели сюда по моему приказу, но что касается ваших писем, я не видела ни одного из них.

— О, несчастный! Как я ошибся!

— Объяснитесь, кузен, я вас не понимаю, но хочу и должна понять. Меня бросает в дрожь от страшных подозрений. За всем этим скрывается ужасная интрига, я вижу пропасть, куда нас хотят столкнуть. Говорите же, я требую, слышите! И будьте откровенны. Если есть средство, чтобы избежать беды, оно — в искренности. Зачем вы сюда пришли?

Принц готов был провалиться сквозь землю. Этот уверенный голос, этот чистый и целомудренный взгляд принадлежали не женщине, не королеве, впервые принимающей у себя любовника и склонной объявить ему, что любит его. Принц вдруг осознал, что попал в адскую ловушку, и одновременно понял, что единственным способом избежать ее станет откровенное признание; но при этом все его радужные надежды улетучивались, как стая белых голубей в заоблачные дали, где он парил до сих пор и откуда им уже не суждено вернуться. Проводив свои мечты взглядом, принц вздохнул:

— О ваше величество, простите меня! Я слишком страдаю и не в состоянии говорить.

— По крайней мере ответьте на мои вопросы, кузен. Чего вы хотели от меня?

— Видеть вас, ваше величество.

— Зачем? Вы же видите меня каждый день, и не было необходимости выбирать такой поздний час.

— Видеть вас… одну.

— О! С какой же целью?

— Ваше величество, если вы не знаете, я никогда не осмелюсь вам это сказать.

— О Боже! Возможно ли! Вы, кузен, дерзнули… вы подумали?..

— Простите, ваше величество!.. Простите, моя королева!..

— Ну так ответьте мне, я должна знать все. Продолжим ужасный допрос, тягостный для нас двоих. Вы писали мне часто?

— Да, госпожа… почти каждый день в течение полугода.

— О Святая Дева!.. Я догадываюсь, что было в этих письмах… Кому вы вручали их?

— Графине фон Берлепш.

— Негодная! Она мне о них никогда не говорила. Графиня передавала вам ответы?

— Устные.

— И как же вы осмелились предложить такую роль моей гувернантке? Почему она стала поощрять вас?

— Ни она, ни я здесь ни при чем, все устроил граф фон Мансфрельд.

— Что? Граф фон Мансфельд? Еще один персонаж в этом романе? Чудовищно! Граф фон Мансфельд! И какое отношение он имеет к вам и к госпоже фон Берлепш? В голове не укладывается, все смешалось.

— Осмелюсь ли я, ваше величество, признаться во всем? Я действительно виновен. Однако не настолько, как может показаться. Я сопротивлялся, отказывался и явился сюда, так сказать, поневоле, не понимая, куда я иду. Однако моя любовь просветила меня: еще сегодня утром, когда мне сообщили, что вы ждете меня, известие о свидании, прозвучавшее из уст такого человека, показалось мне подозрительным. Я испугался, не понимая почему, и отказался идти, даже угрожал ему! Но граф успокоил меня, поклявшись честью, что стремится защитить вас, уберечь от опасности и готов бороться против всех, кто посмеет нападать на вас… И я пришел.

— Меня хотят погубить, нет никакого сомнения, а вы — орудие моей гибели. Скоро вернется король, в его глазах я буду выглядеть виновной, нас разлучат, меня отнимут у него, и на мое место поставят другую, более покорную и готовую плести интриги, меня же обвинят, уличат в преступлении, от которого я так далека и мыслями и душой. О! Я сойду с ума! Где эта презренная Берлепш? Пусть она придет и объяснится! Может быть, мы узнаем…

Она быстро встала, открыла дверь в коридор, соединяющий их покои и сдавленным голосом позвала гувернантку; охваченная страхом графиня тут же явилась и по искаженному лицу королевы поняла, что случилась нежданная беда. Она, видно, была так ослеплена желанием угодить своей воспитаннице и страстью к деньгам, что ничего не боялась. Королева не могла простить ей писем и ответов на них; она считала себя опозоренной, ибо то, что для женщины любого сословия является серьезным проступком, для королевы нередко становится вопросом жизни и смерти. Только пламенная страсть королевы к принцу могла оправдать гувернантку в ее глазах, а несчастная Берлепш верила в эту страсть и действовала в соответствии со своим убеждением. Но одного взгляда на Анну и Дармштадта было ей достаточно, чтобы понять, как она ошибалась.

— Ты, Берлепш, воспитывала меня и относилась ко мне как к дочери, так ответь же, чего ты добивалась? Что ты наделала? В какую пропасть ты меня столкнула? Отвечай! Я должна это знать хотя бы для того, чтобы положить этому конец, если еще не поздно.

— Я столкнула вас в пропасть, моя госпожа? Скорее я сама бы бросилась туда, пожертвовав жизнью для вашего спасения… Я думала… я просто решила…

— Что же?

— Я решила, что вы любите вашего кузена, не осмеливаясь ни сказать, ни показать этого; я думала, что вы несчастны, и хотела оказать вам услугу без вашего на то позволения.

— О Берлепш! Ты…

— Ваше величество, простите меня, если я плохо поступила, но моя преданность…

— И какое отношение ко всему этому имеет граф фон Мансфельд?

— Граф фон Мансфельд, госпожа?

— Да, граф фон Мансфельд. Что вы сказали ему? Чего он хотел? Говорите, отвечайте побыстрее, проясним путаницу, если это возможно.