– Надо полагать, – сказала Робин, когда они держали путь к деревне, – торчащий из земли крест совсем не обязательно указывает на место захоронения.

– Тоже верно, – отозвался Страйк, который при возвращении по предательской лесной подстилке собрал в кулак всю свою волю, чтобы не материться, – но наводит на размышления, правда?

Робин не ответила. Руки, держащие руль, саднило и жгло от крапивных волдырей.

Деревенский постоялый двор, который они увидели минут через пять, словно сошел со старой английской открытки: обшитые тесом белые стены, освинцованные рамы эркерных окон, островки мха на шиферной крыше, плетистые розы вокруг дверного наличника. Картину довершал вид пивного дворика со столами под тентами от солнца.

– Ну это уже глюки, – пробормотал Страйк, который положил крест на приборную доску и теперь выбирался из машины, не сводя глаз с постройки.

– Ты о чем? – Робин обошла машину сзади и остановилась рядом с ним.

– Название: «Белая лошадь».

– Вдобавок к той, что на холме, – заметила Робин, когда они переходили через дорогу. – Посмотри на указатель.

К деревянному столбику крепилась доска с изображением странной меловой фигуры, которую они уже видели.

– Паб, где я впервые встретился с Джимми Найтом, тоже назывался «Белая лошадь», – припомнил Страйк.

– «Белая лошадь», – сказала Робин, когда они поднимались по ступеням в пивной дворик и Страйк хромал сильнее обычного, – входит в десятку самых популярных названий питейных заведений Британии. В какой-то статье писали. Ой, смотри, вот там люди уходят, занимай столик, я все принесу.

В пабе с низкими потолками было оживленно. Первым делом Робин отыскала глазами указатель на женский туалет, где сбросила куртку, завязала рукава вокруг пояса и вымыла зудящие руки. Только сейчас она пожалела, что на обратном пути от Стеда-коттеджа не набрала листьев подорожника, но тогда ей было не до того: Страйк дважды чудом не упал, когда ковылял вниз по скользкой тропе, опираясь на палку, которую она выломала для него в лесу, злился на себя и яростно пресекал любую помощь.

Зеркало подсказало Робин, что она, взлохмаченная и заляпанная грязью, разительно отличается от благопристойных пожилых завсегдатаев, виденных ею в баре, но она слишком торопилась присоединиться к Страйку для обсуждения утренних событий, а потому лишь небрежно провела щеткой по волосам, стерла с шеи зеленое пятно и пошла занимать очередь за пивом.

– Твое здоровье, Робин, – с чувством произнес Страйк, когда она поставила перед ним пинту «Уилтшир голд» и придвинула к себе меню. – О-о-о, хорошо-то как, – выдохнул он после первого глотка. – А самое популярное какое?

– Что-что, прости?

– Самое популярное название питейного заведения. Ты сказала, что «Белая лошадь» входит в десятку.

– Ах да… Либо «Красный лев», либо «Корона» – не помню, какое-то из этих двух.

– Мое придворное называлось «Виктория», – мечтательно выговорил Страйк.

В Корнуолле он не был два года. Сейчас перед его мысленным взором возник местный паб – приземистое здание из побеленного корнуолльского камня, а рядом ступеньки, ведущие к бухте. В этом пабе он впервые исхитрился получить пиво без предъявления документа; в ту пору ему было шестнадцать, и мать в очередной бурный период своей жизни спихнула его на месяц дяде с тетушкой.

– А наше – «Гнедая лошадь», – сказала Робин.

Перед ней тоже мелькнуло внезапное видение паба, который она про себя именовала не иначе как домашним: такой же белый, он стоял на улочке, которая вела к рыночной площади Мэссема. Именно там они с друзьями отмечали ее блестящее окончание школы; именно в тот вечер у нее вышла глупая ссора с Мэтью, он ушел, а она, вместо того чтобы побежать за ним, осталась в компании друзей.

– Что еще за «гнедая»? – спросил Страйк, который наполовину осушил высокий стакан и теперь блаженствовал, грея на солнце больную ногу. – Почему не сказать попросту: «коричневая»?

– Ну, бывают, наверное, и коричневые лошади, – ответила Робин, – но гнедая – это не совсем то. У нее должна быть чернь: ноги, грива и хвост.

– А какой масти был твой пони – Ангус, что ли, его звали?

– Как ты только помнишь? – удивилась Робин.

– Сам не знаю, – ответил Страйк. – Ты ведь тоже помнишь названия пабов. Какие-то вещи застревают в памяти, вот и все.

– Он был серый.

– Читай «белый». Это все заумь – чтобы дурить безлошадный плебс, ты согласна?

– Нет, – посмеялась Робин. – У серой лошади под белым волосяным покровом черная кожа. А чисто белые…

– …долго не живут, – сказал Страйк в тот момент, когда к ним подошла официантка.

Заказав себе гамбургер, Страйк закурил следующую сигарету и, когда никотин добрался до мозга, испытал чувство, близкое к эйфории. Пинта пива, жаркий августовский день, достойно оплачиваемая работа, близкое утоление голода и сидящая напротив Робин, с которой наладилась дружба – пусть не до того уровня, который предшествовал ее медовому месяцу, но до вполне приемлемого, единственно возможного, коль скоро она теперь замужем. В данный момент, в этом солнечном пивном дворике, невзирая на боль в ноге и нерешенные проблемы в отношениях с Лорелеей, жизнь виделась ему простой и безоблачной.

– Групповой опрос – неблагодарное дело, – сказал он, выдыхая дым в сторону от Робин, – но сегодня среди Чизуэллов обнаружились любопытные разнонаправленные течения, согласна? Я собираюсь еще поработать над Иззи. Мне кажется, в отсутствие родни она станет более откровенной.

«Иззи только и ждет, чтобы ты над ней поработал», – сказала про себя Робин, доставая мобильный.

– Хочу тебе кое-что показать. Вот, полюбуйся.

Она открыла фотографии с дня рождения Фредди Чизуэлла.

– Вот это, – Робин указала на бледное, несчастное девичье лицо, – Рианнон Уинн. Она была в числе приглашенных на его восемнадцатилетие. Оказывается, – она перешла на одно изображение назад, к групповому снимку ребят в белой фехтовальной форме, – они одновременно выступали за молодежную сборную Британии.

– Господи, ну конечно… – Страйк забрал у нее телефон. – Шпага… шпага с Эбери-стрит. Она принадлежала Фредди!

– Ну конечно! – эхом отозвалась Робин, ругая себя, что не додумалась раньше.

– Фото, скорее всего, сделано незадолго до самоубийства Рианнон. – Страйк пристально вглядывался в жалкую фигурку среди общего веселья. – А тут… чтоб я сдох… у нее за спиной – это ведь Джимми Найт. Что его привело на праздник золотой молодежи?

– Бесплатная выпивка? – предположила Робин.

Страйк хмыкнул, возвращая ей телефон.

– Иногда самый очевидный ответ – самый правильный. Это мне почудилось, что Иззи как-то стушевалась, когда разговор зашел про юношеские сексапильные чары Джимми?