Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она зашла в кулинарию и купила немного козьего сыра, оливки в чесночном соусе, горчичный хлеб и несколько кусочков копченой курицы. Потом села в такси и поехала домой. Там она сделала салат из курицы, сунула в духовку бутерброды с козьим сыром и открыла бутылку вина.
Ожидая, пока разогреются бутерброды, Сэм просмотрела последние страницы найденного в метро журнала. Они были посвящены женщинам, которые изменили свою жизнь. По крайней мере, так гласил заголовок. «Человеком месяца» стала преуспевающая лондонская банкирша, которая бросила все и купила поместье во французской Дордони. И говорила, что счастлива, как никогда в жизни. Она была сфотографирована рядом с деревянным сараем, на фоне зарослей дымчато-голубой лаванды, с улыбающимся босым карапузом на руках.
«Настоящий рай!» – с завистью подумала Сэм. Рай, ради которого она тоже бросила бы работу в «Титусе».
Хоуп решила, что через год Милли пойдет в школу в Редлайоне. А значит, они останутся в Керри. Пути назад нет. Причина, заставившая ее принять такое решение, была проста: она полюбила Редлайон. Если ей суждено жить без Мэтта, то пусть рядом будут близкие друзья, которые ее любят. Возвращаться в Англию не имело никакого смысла.
Мэтту она этого не сказала. «Зачем? Лишние слезы», – думала Хоуп по пути в Килларни. Она вместе с детьми ехала покупать им одежду, а себе – эластичные брюки. Нужно было что-то делать с животом, который внезапно стал очень заметным.
Она еще никому не говорила о своей беременности. Даже Сэм. Нелегко признаться в том, что ты мать-одиночка с двумя детьми, ожидающая третьего. «Я могла бы читать лекции на тему „Как не следует поступать“, – думала Хоуп, когда у нее становилось легче на душе. Единственным (но очень слабым) утешением являлось то, что у них с Кристи не было настоящей связи. Слава богу, она точно знала, что отец ребенка – Мэтт. Если бы в этом были хоть какие-то сомнения, её бы хватил инфаркт.
Доктор Маккевитт направил ее к мистеру Марри, симпатичному и галантному гинекологу городской больницы. Наверняка в него влюблялись многие будущие матери. К Хоуп он тоже был очень добр и внимателен, но опасность влюбиться ей не грозила. От таких вещей она была застрахована.
Светло-серые глаза доктора Марри скользнули по заполненной Хоуп анкете. В графе «Семейное положение» она написала «разведена», хотя официально развода^еще не было. Слава богу, он промолчал. Если бы доктор посмотрел на нее с жалостью, Хоуп ответила бы ему стальным взглядом и заявила, что это не его дело. Но мистер Марри просто сказал, что она совершенно здорова, и заверил, что в их больнице отличные акушерки.
Хоуп стойко держалась до самого дня ультразвукового сканирования. Сидя в приемной, она невольно вспомнила, как проходила эту процедуру раньше. Когда Хоуп была беременна Милли, Мэтт сидел рядом и держал жену за руку, как будто ей грозило что-то ужасное.
– Хочу пройти с тобой все, – серьезно сказал он ей тогда. И Мэтт действительно прошел с ней все. Роды продолжались так долго, что действие эпидурала кончилось. Милли упорно не хотела появляться на свет и сопротивлялась, как сердитый слоненок, не желающий покидать теплую материнскую утробу.
По тому, как родился Тоби, тоже можно было судить о его будущем характере: все прошло без сучка и задоринки. Когда Мэтт тайком пронес в палату бутылку шампанского, чтобы отпраздновать появление на свет сына и наследника, эпидурал еще действовал. Так что Хоуп, державшая на руках Тоби, тут же опьянела от одного-единственного запретного глотка.
Сейчас она думала о своем третьем ребенке. Том, о котором Мэтт не знал. Она поклялась себе, что этот ребенок не окажется заброшенным. Его будут любить и баловать.
«А как же быть с его отцом? – спросил Хоуп внутренний голос. – Разве он не имеет права знать о своем ребенке? Не имеет права любить его так же, как ты?»
«Нет, – возразил ему другой голос. – Не имеет. Он отказался от этого права, когда ушел и не дал тебе возможности объяснить случившееся».
Хоуп знала, что когда-то ей придется все рассказать Мэтту, но хотела, чтобы это произошло как можно позже. Сейчас она просто не выдержала бы ссор и обвинений, которые неминуемо последовали бы за этим.
Все еще думая о Мэтте, она припарковалась на большой автостоянке в Килларни и проверила список покупок: брюки для беременных, новый комбинезон для Тоби и туфли для Милли. Она везла Тоби в прогулочной коляске и вела за руку Милли, бодро топавшую в красных резиновых сапожках (которые она отказалась снять, несмотря на жару), как вдруг услышала знакомый громкий голос:
– Хоуп, хелло-о!
Это могла быть только Финула. Изобразив улыбку, Хоуп обернулась и увидела Финулу, которая вышла из салона красоты и быстро переходила улицу; ее широкие пурпурные одежды развевались. Судя по тому, что она двигалась, вытянув руки перед собой, как будто оказалась в темноте; ей только что сделали маникюр. Конечно, ногти Финулы были выкрашены в кроваво-красный цвет, а запах лака мог бы свалить с ног и лошадь.
– Как вы поживали все это время? – озабоченно спросила Финула. – Мы с Сиараном очень беспокоились о вас.
Услышав эти сочувственные слова, Хоуп скрипнула зубами. Впрочем, она и так знала, что местные жители ее жалеют. Мисс Мэрфи, которая ухаживала за церковными цветами, накануне крепко обняла ее и назвала «бедной девочкой».
Хоуп была не в том настроении, чтобы выслушивать изъявления сочувствия. Однако справиться с добрейшей мисс Мэрфи было намного легче, чем с Финулой Хедли-Райан, которая, без сомнения, ждала конца их брака с того самого момента, когда Мэтт приехал в Редлайон.
– Прекрасно, – выдавила Хоуп, ослепительно улыбнувшись Финуле.
– Вы очень храбрая, – сказала Финула, скорбно покачав головой. – Я не знаю, что произошло, и не хочу знать… – быстро добавила она.
«Черта с два!» – подумала Хоуп.
– Но, – продолжила Финула, – если бы Мэтт попался мне в руки, я бы убила его за то, что он бросил вас одну. Его следовало бы пристукнуть лопатой! Во всех семьях бывают ссоры, но это еще не повод для ухода.
У Хоуп отвисла челюсть. Такого от самой преданной поклонницы Мэтта она не ожидала.
– Послушайте, – мягко сказала Финула, – у вас есть время выпить чашечку кофе? Только вам придется достать кошелек из моей сумочки и расплатиться. Я боюсь смазать лак.
Не успела Хоуп опомниться, как они очутились за столиком кафе. Перед ней и Финулой стояли чашечки капуччино, а перед детьми – мороженое. Милли тут же измазала мороженым все вокруг, но Хоуп не обратила на это внимания.
– Можете ничего не рассказывать, – не отставала Финула. – Скажите только, как вы справляетесь. Знаете, мы с Сиараном не сказочные богачи, но живем довольно обеспеченно, так что если вам что-нибудь нужно… Я хотела заехать к вам на неделе и спросить, не хотите ли вы, чтобы я как-нибудь забрала к себе детей, но не была уверена, что вы меня не прогоните.