Буря постепенно стихала, волнуя лишь воздух над ощипанной ржаной равниной. Вокруг одинокого домика был разбросан мусор: обломки шифера, деревьев, выбитое поваленным дубом стекло у фундамента. В окнах горел свет, и когда в них показались две знакомые тени, подкравшийся из тьмы Ньютон подбежал к двери и притаился, прислушиваясь к монотонному и спокойному голосу Гуру.

Но даже и у этих забвенцев сохранилась какая-то память о своём истинном начале. Они воздвигают храмы, молятся кому-то, кого зовут отец и «Бог». Впервые переступив порог одного из этих храмов, я лишь улыбнулся. Пусть эти люди и припадали на колени в своих заблуждениях, припадали перед собою же выдуманным создателем, пока я стоял за их спинами. И всё же то был их путь в поисках истины, и я не смел бы им мешать, потому как, мне показалось, неправильно встревать в это таинственное действо преклонения. Я лишь улыбался в стороне, ведь мне отрадно было видеть, что кое-что ещё не забыто.

Но когда в храме появился человек, облачённый в доспехи, с мечом и красным крестом на плаще, и выступил перед прихожанами с провозглашением о начале некоего боевого похода во имя той же веры, что наставляла на мир и созидание, мне стало нестерпимо больно.

Мне захотелось убраться и никогда больше не возвращаться на Землю, и когда я собирался пуститься в путь, на пыльной дороге мне встретился ребёнок, сирота. Он просил у меня нечто, чего у меня не было – денег. Ребёнок молчал и всё равно улыбался чумазым лицом, а в глазах его сияли вселенные, по которым я скитался бессчётное множество веков и эпох. Глаза ребёнка остановили меня. В них было то, что я искал на протяжении всего своего существования – своё собственное отражение. И в тот миг я понял, что все люди на земле лишь брошенные дети и нуждаются в покровительстве и помощи больше, чем кто либо. Тогда я понял, что именно здесь моё место и, обретя плоть, я остался на земле, чтобы напомнить тем, кто забыл об истинной природе своего начала, и избавить их от страданий.

Вместе с несколькими последователями мы основали поселение, куда отовсюду стекались искатели, всё ещё смутно помнившие о начале, или те, до кого доходили слухи о прибытии на землю некого чудотворца, избавляющего всех желающих от земных страданий. Они прозвали меня «создателем». Отчасти это было так – люди являлись частичкой меня, но в свою очередь все мы равные части Абсолюта. И они просто не могли называть по-другому человека, способного воздвигать дома прямо из песка, наполнять кувшины водой и врачевать любые раны лишь касанием.

Другие прозвали эту способность другим красивым словом, которое мне понравилось куда больше, чем титул Создателя – «магия».

Одни утверждали, что я праотец всего, другие, что я лишь колдун. Они пытались доказать другу-другу свою правоту, и каждая из сторон просила разрешить их споры. Я лишь улыбался привычке людей всему давать названия и стремлению одних систематизировать, а других возводить любое недоступное им знание в степень чего-то, как они это называли, «божественного». Мне всегда было всё равно. В конце концов, их слова и громкие споры просто форма звука.

Я лишь пытался объяснить и научить их, что создавать нечто из ничего может любой, ведь способность создавать живёт внутри каждого, чуть глубже тонкого тела, и ещё чуть глубже разума. Внутри каждого присутствует неиссякаемый источник «магии», «энергии», «бога». Источник начала и конца и нужно только добраться до этого источника и высвободить наружу.

Многие из моих учеников достигали успеха. Я учил их жить, не уничтожая друг друга и этот мир. Они же учили меня ценить тепло, свет, радость восхода и заката, радости тверди под ногами, запахов – всего, чего так мало в тонких мирах. Люди научили меня чувству, о существовании которого прежде я не догадывался. Они называют это «любовь». Я долго не понимал, что это за чувство, пока не встретил женщину, увидев которую, сразу понял это чувство. И плодом любви стал ребёнок. Создавая людей, я не учил их любви, но они научились ей сами, вопреки своей сиротской озлобленности, и, держа новорожденного сына в руках, меня пронзило откровение, в котором я стал ближе к людям, ведь теперь я был так же беззащитен и точно знал, что некоторая важная часть меня, гораздо большая, чем все мои фантазии воплощённые в жизнь, навсегда останется где-то на земле, в крови и плоти, если род моего сына продолжится. И я был готов к этому.

День ото дня наша община крепла. Но большой мир не простил нам «магии», и в сердцах тех жителей общины, которые не сумели отыскать внутри себя то начало, о котором я говорил, зародились страх и смятения. И как бы я не старался убедить их не делать скоропостижных выводов, а продолжить учиться, они покинули нас, и вместо них пришли люди с оружием.

Они назвали нас еретиками, демонами, и бесчинствовали, пока ученики мои терпели и бездействовали, как я их о том просил. Я просил их не поддаваться на провокации и не проявлять силу, пока пытался объяснить солдатам правду. Но ни к чему хорошему это не привело.

Не в силах больше терпеть, жители общины стали мстить и устроили настоящую бойню. Один отряд был уничтожен, прибыл второй, третий, началась война, и ни одна из сторон меня больше не слушала.

Солдат было больше, и «маги» несли потери, и последние из оставшихся попытались ополчиться против меня за бездействие. За то, что я больше не мог защитить их. Но я и преданные мне люди отстояли своё право жить, и предатели бежали из поселения. В их глазах были слезы, потеря, былое одиночество – всё то, что мешало им понять простую истину: каждый раз, когда замертво падал крестоносец или кто-то из них, моё сердце рвалось от боли одинаково сильно от той любви, которой они учили меня, а теперь словно забыли о ней.

Войско надвигалось к поселению, где оставались только мёртвые и преданные мне люди и моя семья. Нужно было что-то решать, и я решил. Я сказал оставшимся, чтобы они тоже бежали, пока не прибыли солдаты, и они ушли.

Человечество не было готово принять ту силу, которой я напрасно делился. И теперь я должен уйти. Нашедшие силу лишатся её с моим уходом, и эти дни обретения и потерь быстро сотрутся из их памяти. Отныне предки пребудут в забвении до тех пор, пока потомки не будут готовы обрести силу и сами не отыщут её в моём последнем творении – в мире снов. В этом мире они отыщут своё начало, как я отыскал своё на земле. Мир снов станет хранилищем их собственной силы, и для всех он будет открыт. И когда человечество откажется от старых привычек материи, когда поймёт, что иного выхода нет, что все в Абсолюте едины, люди станут пробуждаться во снах, пока миру не явится последний сноходец – мой наследник, которого я оставлю среди них. Он отыщет силу и пронесёт её сквозь границы миров, и тогда морок рассеется, и человечество избавится от вечных страданий.

Я жертвую собой, чтобы стать этим миром. Стать воспоминанием, и я оставляю это послание, написанное, пока за холмами громыхает латами войско, уверенный, что однажды оно попадёт в нужные руки, а до тех пор, вместе с жизнью моего наследника, его сохранит мой верный друг Биас.