Он спал очень чутко, почти как все старики, и проснулся до того, как Жером принес его поднос.

Он думал о Скарлетт. Ему не была любопытна ее жизнь или характер. Он и не вспоминал о ней, и когда она появилась в его комнате, сопровождаемая его дочерьми, он был и рад, и не рад ее видеть. «Она устраивает беспорядок на кухне своими просьбами, — сказал Жером. — И она может довести месье Робийяра до смерти, если будет продолжать настаивать на добавке масла, подливки и сладкого в его еду».

Она была ему послана в ответ на молитвы старика. Ему нечего было ожидать от своей жизни, за исключением месяцев или лет неизменной рутины сна и еды, а также еженедельных экскурсий в церковь. Его не смущало, что его жизнь была безнадежна; его любимая жена стояла у него перед глазами, и определенно, в назначенное время он воссоединится с ней. Он проводил дни и ночи, видя ее во сне, когда он спал, переворачивая страницы своей памяти о ней, когда он бодрствовал. Этого было для него достаточно. Почти. Ему не хватало хорошей еды; в последние годы она была безвкусной, холодной и смертельно однообразной. Он хотел, чтобы Скарлетт изменила это.

Пьер Робийяр распознал в ней задиру сразу. Он хотел заставить ее действовать в своих интересах, потому что у него больше не было сил добиваться того, чего он хотел для себя самого. Слуги знали, что он слишком стар и устал, чтобы управлять ими. А Скарлетт была молодой и здоровой. Он не нуждался в ее компании или любви. Он хотел, чтобы она управляла домом, как когда-то он управлял сам, а это значило: соответствие его стандартам и подчинение его власти. Ему нужно было найти способ, как это сделать, и он думал о ней.

— Скажи внучке, чтоб она пришла сюда, — сказал он, когда пришел Жером.

— Ее еще нет дома, — сказал дворецкий с улыбкой.

Он предвкушал гнев старика с удовольствием. Жером ненавидел Скарлетт.

Скарлетт была на городском рынке вместе с Морин. После ссоры с дедом она оделась, отпустила Панси и спешно сбежала через сад, никем не сопровождаемая, через два небольших квартала в дом Джейми.

— Я пришла найти компанию, чтобы идти на мессу, — сказала она Морин, но настоящей причиной была потребность быть где-нибудь, где люди были бы добры друг к другу.

После мессы мужчины пошли в одну сторону, а женщины и дети — в другую.

— Они пошли подстричься и посплетничать в парикмахерскую в гостиницу Пуласки, — сказала Морин Скарлетт. — А также пропустить пинту — другую в салуне. Это лучше, чем газета, для того, чтобы узнать, что происходит. Мы же услышим новости на рынке, пока я буду покупать устриц для пирогов.

Городской рынок Саванны имел такое же предназначение и был таким же оживленным, как рынок в Чарльстоне. Когда она окунулась в знакомую суету купли-продажи, друзей, приветствующих друзей, Скарлетт поняла, как много она упустила.

Скарлетт пожалела, что не взяла Панси с собой, она могла бы наполнить корзину экзотическими фруктами, которые прибывали через грузовой морской порт Саванны, если бы с ней была ее служанка, чтобы дотащить все это. Мэри Кейт и Хелен делали эту домашнюю работу. Скарлетт дала им понести для нее несколько апельсинов и настояла на том, чтобы заплатить самой за кофе и карамельные булочки, которые они съели во время одной из остановок.

Скарлетт отказалась, когда Морин пригласила ее отобедать вместе с ними, она не сказала повару своего деда, что не будет дома. И ей хотелось немного вздремнуть, поскольку утром у нее не было такой возможности. Не стоило выглядеть страшной, как смерть, если Ретт приедет дневным поездом.

Она поцеловала Морин на крыльце дедовского дома, попрощалась с остальными. Они почти отошли на квартал, когда Хелен прибежала с наполненным до отказа бумажным пакетом.

— Не забудьте свои апельсины, кузина Скарлетт.

— Я возьму их, мисс Скарлетт, — это был Жером.

— О, хорошо. Вы здесь? Ты не должен быть таким тихим, Жером, ты испугал меня, я не слышала, что открылась дверь.

— Я искал вас. Мистер Робийяр хочет вас видеть.

Жером смотрел на усилия О'Хара с нескрываемым презрением. Подбородок Скарлетт выпрямился. С дерзостью дворецкого надо было что-то делать. Она гордо вошла в комнату деда с жалобой, готовой сорваться с языка.

Пьер Робийяр не дал ей говорить.

— Вы растрепаны, — сказал он холодно, — и, кроме того, вы нарушили распорядок в моем доме. Пока вы общались с этими ирландскими невежами, прошел обеденный час.

Скарлетт рьяно ухватилась за наживку.

— Я буду вам благодарна, если вы будете прилично выражаться, говоря о моих родственниках.

Стариковские веки наполовину скрывали блеск в его глазах.

— А как вы назовете человека, который занимается торговлей? — спокойно спросил он.

— Если вы говорите о Джейми О'Хара, я называю его удачливым, работящим предпринимателем, и я уважаю его за то, что он сделал.

Дед потянул за крючок.

— И, без сомнения, вы восхищаетесь также его вульгарной женой.

— Это так. Она добрая и любезная женщина.

— Знаете ли вы, что она была барменшей в ирландском салуне? Скарлетт задыхалась, как рыба, вытащенная на землю. Это не может быть правдой. Неприятные картины наполнили ее воображение. Морин, подставляющая свой стакан для следующей порции виски… Играющая на кастаньетах и громко поющая непристойные песни… Убирающая взъерошенные рыжие волосы с красного лица, не стараясь скрепить их на затылке… поднимающая свою юбку до колеи, танцуя рил…

Вульгарно. Морин была вульгарна.

Они все были в своем роде вульгарны.

Скарлетт была готова закричать. Она была так счастлива с О'Хара, что ей не хотелось их терять. Но… это был дом, где выросла ее мать, а пропасть между Робийярами и О'Хара была слишком велика, чтобы ее игнорировать. «Нет ничего удивительного в том, что дедушка стыдится меня. Сердце матери было бы разбито, если бы она меня увидела идущей по улице со всем этим стадом, с которым я пришла домой. Женщина на людях даже без платка поверх ее беременного живота, и миллион детей, бегающих вокруг, подобно диким индейцам, нет даже служанки, чтобы донести все, что они купили. Я должна была выглядеть так же отвратительно, как и все остальные. А мать так упорно старалась научить меня быть настоящей леди. Хорошо, что она умерла и не узнала, что ее дочь дружит с женщиной, которая работала в салуне».

Скарлетт беспокойно посмотрела на старика. Мог ли он знать о здании, которым она владела в Атланте и которое было сдано в аренду владельцу салуна?

Глаза Пьера Робийяра были закрыты. Казалось, что он внезапно погрузился в сон, свойственный старикам. Когда Скарлетт на цыпочках вышла из комнаты, старый солдат улыбнулся, а затем заснул.

Жером принес ее почту на серебряном подносе. Он был в белых перчатках. Скарлетт взяла конверты с подноса, короткий кивок был ее единственной благодарностью. Это было сделано не для того, чтобы показать ее признательность, и не означало, что она собирается задержать Жерома на месте. Предыдущим вечером, после того, как она целую вечность ждала Ретта в гостиной, а он так и не появился, она устроила слугам такой разнос, который они никогда не забудут. Жерому в особенности. Богу было угодно, чтобы дворецкий вел себя так дерзко. Она нуждалась в ком-нибудь, чтобы выместить на нем свой гнев и разочарование.