Река. Она там, налево; значит, они двигаются сейчас в западном направлении. Рейн лежит примерно в миле отсюда за линией более низких деревьев. Он увидел достаточно. Дыхание его стало глубже. Внутреннее возбуждение росло, сейчас он мог бы пройти без остановки много миль. Он снова был на берегах Хуанхэ, тогда темная водная дорога жизни увела его из клетки на реке Меконг, из камер с наркотиками. Он сделал это тогда и сделает это сейчас!

– Ладно, фельдмаршал, – сказал он, обращаясь к шоферу Ляйфхельма и поглядывая на серебряный свисток в его кармане. – Я не в такой хорошей форме, как мне казалось сначала. Это же настоящая гора! А нет ли здесь у вас плоских равнин с мирными пастбищами?

– Я делаю то, что мне приказывают, майн герр, – ответил шофер усмехаясь. – Все это есть, но ближе к главному дому. А вам приказано гулять здесь.

– На этом я говорю вам спасибо, спасибо, больше не надо. Отведите-ка меня в мой маленький шалашик, а я сыграю вам простенькую мелодию.

– Wie bitte?[65]

– Я сыт по горло кустами и еще не просмотрел своих газет. От всего сердца благодарю вас. Мне в самом деле не хватало свежего воздуха.

– Sehr gut[66]. Вы приятный человек.

– Вы и не представляете себе, какой приятный, мой славный, добрый ариец.

– Ах, очень смешно. Но согласитесь, майн герр, лучше еврей в Израиле, чем в Берлине.

– Нат Саймон просто влюбился бы в тебя. Он взялся бы защищать тебя совершенно бесплатно, только чтобы провалить защиту… Нет, нет, он бы так не поступил. Возможно, он защищал бы тебя, как никто на свете.

Конверс стоял на деревянном стуле под окном, слева от двери. Ему необходимо было услышать шум приближающихся собак и увидеть их; после этого в его распоряжении останется от двадцати до тридцати секунд. В выгородке, служившем туалетом, краны были открыты, а дверь распахнута; этого времени ему должно хватить, чтобы добежать до туалета, спустить воду, закрыть дверь и вернуться к стулу. Но на этот раз он не станет влезать на него, а воспользуется им как оружием. Солнце быстро садилось, примерно через час стемнеет. Темнота и вода сослужили ему верную службу много лет назад. Они не подведут его и на этот раз.

Сначала он услышал топот лап и тяжелое дыхание, а затем увидел темные спины животных, носившихся вокруг его тюрьмы. Джоэл бросился в ванную, сосредоточившись на деталях всего, что ему предстоит сделать в ожидании звука отодвигаемого засова. Наконец он услышал его и тут же спустил воду в туалете, развернулся в его тесном пространстве, закрыл дверь ванной и бросился обратно к стулу. Он занес его над головой и застыл в ожидании. Дверь приотворилась на несколько дюймов – остались какие-то секунды! – а потом распахнулась от толчка плечом.

– Герр Конверс? Wo ist?… Ach, die Toilette[67].

Шофер вошел с подносом в руке, и Джоэл с размаху опустил стул на голову немца, вложив в этот удар всю свою силу. Шофер прогнулся дугой, поднос с тарелками полетел на пол. Однако он был только оглушен, не более. Конверс толчком ноги захлопнул дверь и несколько раз опустил тяжелый стул на череп шофера, пока тело того не обмякло, а кровь не залила лицо.

Собачья свора со злобным рычанием бросилась на неожиданно захлопнувшуюся дверь. Их лапы яростно скребли по деревянной поверхности, неожиданно выросшее препятствие привело этих чудовищ в бешенство.

Джоэл стянул серебряную цепочку с шеи лежащего без сознания немца и вытащил из его кармана свисток. На нем было четыре крохотные дырочки, и каждая что-то означала. Он подтащил второй стул к правому окну, взобрался на него и поднес свисток к губам. Джоэл дунул в него, прикрыв пальцем правую дырочку. Звука не последовало, но это не играло роли.

Доберманы буквально взбесились! С самоубийственной яростью они набросились на дверь. Конверс снял палец с первой дырочки и приложил его ко второй. Снова дунул.

Собаки почувствовали замешательство, они вертелись, принюхивались, огрызались друг с другом, повизгивали, но их внимание было по-прежнему приковано к двери. Тогда он попробовал третью дырочку и дунул в свисток изо всех сил.

Собаки внезапно замерли на месте, выставив торчком подрезанные уши, – они явно ждали нового сигнала. Джоэл снова дунул, и снова изо всех сил. И тут вся стая, как тогда, в первый раз, разом сорвалась с места, пронеслась под окном и устремилась куда-то вправо, где ей полагалось быть.

Конверс соскочил со стула и, опустившись на колени у лежавшего без сознания немца, торопливо обшарил его карманы: вытащил бумажник с деньгами, взял часы и… пистолет. Какое-то мгновение Джоэл смотрел на оружие, ненавидя воспоминания, которые оно пробудило. Потом сунул пистолет за пояс и направился к двери.

Конверс вышел, захлопнул тяжелую дверь, услышал щелчок замка и задвинул засов. Он побежал по протоптанной дорожке, прикидывая в уме расстояние до развилки, правое ответвление которой было verboten[68], а левое вело на крутой холм с видом на Рейн. До него было не более двухсот ярдов, но извилистая тропинка, петляющая в глухих зеленых зарослях, показалась ему значительно длиннее. Если он правильно помнит (возвращаясь тогда с прогулки, он чувствовал себя пилотом, который ведет самолет без приборов – визуально), приблизительно в восьмидесяти футах ниже развилки было открытое пространство.

И вот он добрался до него, до этого открытого пространства, оттуда дорожка вела вверх. Джоэл побежал быстрее.

Голоса. Раздраженные, о чем-то вопрошающие голоса.

Джоэл нырнул вправо, в колючие заросли, и забился в самую чащу, так что тропа, по которой он только что бежал, была теперь почти не видна. Однако вскоре он все же разглядел в зеленый просвет двух человек; они шли, громко переговариваясь и как будто о чем-то споря.

– Was haben die Hunde?[69]

– Die sollten bei Heinrich sein![70]

Джоэл не понимал, о чем идет речь, но он знал, что они направляются в тот уединенный домик, из которого он только что бежал. Он знал также: они быстро разберутся в том, что произошло, и перейдут к решительным действиям. И тогда будет поставлен на ноги весь гарнизон крепости Ляйфхельма. Время его исчислялось минутами, а ему еще предстояло проделать немалый путь. Он ползком выбрался на тропинку. Немцы уже скрылись за поворотом. Джоэл поднялся на ноги и побежал к развилке и далее к крутому холму, налево.

Трое охранников у огромных железных ворот, ведущих в имение Ляйфхельма, пребывали в удивлении. Свора доберманов в явной растерянности нетерпеливо носилась по вытоптанной траве.