— Надеюсь, Господь ниспошлет мне сегодня что-нибудь достойнее этого армейского катафалка, — загадал свою судьбу гауптштурмфюрер Штубер, но тут же вспомнил, что Ланцирг в открытую назвал имя обер-диверсанта рейха. Толкнув коллегу в бок, он кивнул в сторону Мошковича, однако Ланцирг лишь снисходительно ухмыльнулся.

— Он уже обо всем догадался, — достаточно громко, чтобы мог слышать сам Мошкович, произнес Ланцирг. — Молчание — в обмен за право выезда в Палестину через Турцию[96].

— В таком случае будем считать, что в вашем лице господин Мошкович уже подготовил себе достойную канцеляристскую замену. Кстати, может, и нам уже пора подумать о путях «стамбульского эсэс-исхода» из Европы? Как-никак, турки нам не враги. Думайте, Ланцирг, думайте.

— Если бы я не думал об этом, то с чего вдруг завязывал бы столь трогательные отношения со служащим дунайской пароходной компании Венгрии, который как раз и представляет здесь известные сионистские круги Палестины? — вполголоса, хотя и не особенно таясь, проворчал коммандос Ланцирг.

Борнемисца — сорокалетний, полнеющий, с отчетливо наметившейся лысиной, перепахивающей большую черноволосую голову, мужчина встретил «майора Дравича» и его «адъютанта» с любезной улыбкой, усадил за стол и сразу же велел секретарше принести чаю с коньяком.

«А ведь этого провинциального мерзавца придется брать вместе с Хорти, — внимательно проследил за его знаками гостеприимства Розданов. — Обрати внимание, как он старается подготовить благоприятную почву для переговоров!»

В чем его-то выгода, терялся в догадках поручик. Если бы речь шла о переговорах с англичанами или американцами, — его старания еще можно было бы как-то объяснять. Но ведь речь идет о растерзанной гражданской войной, межнациональной враждой и оккупацией Югославии, будущее которой еще более мрачное и призрачное, нежели будущее Венгрии.

Так чего Борнемисца, Хорти и их сторонники добиваются, решаясь на переговоры с представителями югославских коммунистов, на что рассчитывают? В частности, владелец пароходной компании «Феликс Борнемисца»? Уцелеть, когда к власти в Будапеште придут прорусские или проюгославские коммунисты? Так ведь конфискуют всю твою контору к чертовой матери. И расстреляют, «как врага трудового народа». Или отправят в Сибирь.

Но даже эти погребальные перспективы могут открыться со временем, а пока что в Будапеште господствуют германцы. И вздернуть тебя — пять минуть развлечения. Впрочем, русские уже тоже пришли. Честь имею кланяться.

— Господин Хорти сейчас появится, — проговорил владелец компании, указывая пальцем на оживший телефон.

— С нетерпением ждем.

Слава богу, Борнемисца не владел ни сербским, ни хорватским, а говорил на каком-то скверном немецком, сымитировать который было несложно. Особенно Розданову с его славянским акцентом.

— Да, да, дорогой Николас! — все с той же любезностью кричал Борнемисца в трубку. — Они уже у меня. Всего лишь небольшое дельце, связанное с дунайским судоходством. Мой девиз: «Война войной, а торговля торговлей». Половина кораблей потоплена. Нужно думать, как жить дальше. Что? Да-да, конечно. Никто, кроме меня. Жду.

«Все, что шло после слов „Они у меня”, уже выглядело жалкой попыткой хоть как-то сбить с толку подслушивающих, — подумал Розданов. — Хоть какая-то видимость конспирации, пусть даже слишком запоздалая и неуместная».

«Но стоило ли так стараться?» — с удовольствием вдыхал он запах французских духов, источаемый налитым, словно выточенным из твердой древесины, телом только что вошедшей тридцатилетней секретарши — пышногрудой и светловолосой, совершенно не похожей на венгерку, какими Розданов мог их себе представить.

«Ах, если бы не эта чертова конспирация!.. — водил он плененным носом, словно флюгером, вслед за движениями девичьих плеч. — Вот кого следовало бы похищать из конторы этой пароходной компании без пароходов!»

Расставляя чашки и рюмки — «на четыре персоны», сразу же обратил внимание Розданов, — секретарша слишком задержалась возле него, да к тому же почти прикасалась талией к его щеке. У Розданова, порядком соскучившегося по женским духам и духу женского тела, не хватало мужества отклонить голову.

— Спасибо, Эльжбетта, — Борнемисца продолжал говорить на немецком, чтобы гости могли понимать его. — Вы еще понадобитесь нам.

— Это уж несомненно, — не удержался Розданов, опьяненно поводя головой.

Секретарша отреагировала на предупреждение шефа на своем немыслимом венгерском, однако улыбка ее ни в каком переводе не нуждалась.

«А ведь ее тоже придется убирать! — почти с сожалением вспомнил поручик, когда, призывно виляя бедрами, Эльжбетта выходила из непомерно большого кабинета шефа. — Или „успокаивать”. Иначе своим визгом она поднимет на ноги пол-Будапешта».

— Господин Хорти прибудет через десять минут, — сообщил Борнемисца, и, перехватив взгляд Розданова, самодовольно заметил: — Ничего-ничего, не волнуйтесь, я не ревнив. Понимаю, в горах Югославии таких не встретить.

— Последние полгода мы в основном партизанили в Белграде и в его пригородах, — ответил Розданов, помня о тонкостях своей диверсионной легенды. — Однако и в столице ничего подобного видеть не приходилось.

Розданов взглянул на впавшего в дипломатическую молчаливость Гольвега. Тот и дальше продолжал молчать, но когда Борнемисца, Розданов и Эльжбетта рассмеялись, все же из вежливости присоединился к ним.

— Если встреча пройдет удачно, мы сможем провести вечер в одной проверенной компании. С Эльжбеттой и ее подружками, — завершил эту захватывающую тему судовладелец. — Кстати, у Эльжбетты хороший вкус. Но об этом чуть позже, а пока что приступаем к делу. В двух словах, господин майор…

— Дравич, — подсказал Гольвег.

— Так вот, если коротко, в двух словах… Чтобы еще до прихода господина Хорти. Только совершенно искренне. Поймите, меня интересует это как промышленника. Каково сейчас положение в Югославии?

Гольвег задумчиво посмотрел в потолок.

— Буду абсолютно откровенен, если позволите.

— Вы говорите не с политиком, а с промышленником. Меня интересует лишь суровая действительность.

— Только учитывая это, скажу: народ почувствовал, что Германия уже далеко «не та», какой она была в начале войны, и что русские у границ. Англо-американцы тоже рядом. Все, кто еще вчера колебался, сегодня приходят в отряды партизан и просят дать им оружие.