– Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр, – возразил Додсон. – Всего минуту назад вы сказали, что нынешнее правительство Соединенных Штатов принимает эту проблему так близко к сердцу, что готово забрать у нас беженца силой, даже ценой разрыва дипломатических отношений с нашим временем. Правильно, сэр? И потом существует параграф 16а Постановления о Темпоральных посольствах: «…и превыше всего уважение законов, обычаев и прочих особенностей времени, в котором посольство аккредитовано, исключающее нанесение кому бы то ни было оскорблений или обид».

Посол из 2219-го начал вынимать все из ящиков своего стола, мягко объясняя через плечо:

– Постановление – это одно, Додсон. Законы природы – совсем другое. А первый и едва ли не самый фундаментальный закон природы, которым должен руководствоваться любой государственный служащий, таков: не кусай руку, кормящую тебя. Не задевай чувствительности правительственных чиновников, которые тебя наняли. И, превыше всего, не задевай чувствительности общественности, которая наняла их. Если я выдам Гроппуса, то получу искреннее одобрение этого времени – и никогда не получу никакого другого дипломатического назначения из 2219 года. На основании этого я в конце концов и принял свое решение.

Мы упростим ситуацию. Закроем посольство еще до того, как поступит ордер на выдачу, и отбудем со всем нашим персоналом, документацией и бесценным беженцем через аварийный хромодром в подвале. Вернувшись в свое время, мы объясним ситуацию, государственным службам этого периода времени будут даны необходимые извинения, и, когда пройдет нужное время и воспоминания поблекнут, сюда назначат новое Темпоральное посольство из 2219 года – и по прибытии посол поклянется, что даже в мыслях держать не станет чинить препятствия отправлению правосудия. И, таким образом, никто не пострадает.

Он довольно рассмеялся и ткнул изумленного секретаря в бок книгой в сером переплете – сводом экстемпоральных законов.

– Бегом, мой мальчик, бегом! Посольство должно быть готово к эвакуации через час. За это время от Хэвмейера требуется уладить все проблемы, связанные с доставкой Генри Гроппуса в будущее! Нам ведь еще нужно оформить ему визу.

Три недели спустя – или, точнее, сто лет и три недели спустя – Додсон связался с послом, который деловито укладывал вещи в связи с новым назначением на Ганимед. Оба время от времени почесывали физиономии, начинающие обрастать растительностью.

– Вы слышали, сэр? Насчет Гроппуса? Он в конце концов сделал это!

– Сделал что, мой мальчик? Последнее, что я слышал, это то, что он шагает от победы к победе. Повсюду толпы поклонников. Речь у монумента мученикам менделизма. Еще одна речь на ступеньках североамериканского генетического архива – душераздирающий гимн воплощенной мечте, освященной кровью, или что-то в этом роде.

Молодой человек взволнованно покачал головой.

– Об этом и разговор. После выступления на ступеньках североамериканского генетического архива – это произошло на прошлой неделе – он под фанфары вошел внутрь и подал прошение на получение сертификата на право отцовства – на тот случай, объяснил он, если встретит женщину, на которой захочет жениться. Ну, сегодня утром генетический архив завершил исследование его хромосом – и Гроппусу было отказано! Слишком неустойчивая структура, так сказано в документе. Но это еще не все, сэр, далеко не все! Как вы думаете, что он сделал пятнадцать минут спустя?

– Понятия не имею, – посол пожал плечами. – Взорвал генетический архив?

– Именно! Именно! Сказал, что собственноручно сделал бомбу. Заявил, что должен освободить человечество от тирании евгенической бюрократии. Архив полностью уничтожен, сэр!

Додсон обмяк в кресле.

Посол побледнел как мел.

– Но, – прошептал он, – но… Генетический архив! Полное собрание генетических сведений о каждом жителе Северной Америки! Основа нашей цивилизации!

– Это не… Это не… – Додсон замолчал, оставив попытки сформулировать словами размеры катастрофы. – Он под стражей. Но скажу вам, сэр, и уверен, что не я один так думаю, – он не доживет до приговора. Ни в коем случае, или я плохо знаю две тысячи двести девятнадцатый год!

Голос был низкий, задыхающийся, испуганный. Охрипший, настойчивый, он перекрывал рев толпы, шум дорожного движения и проникал в просторный офис на третьем этаже посольства, требуя немедленного внимания.

Его превосходительство посол из 2319 года – единственный, кто находился в офисе, – вид имел напряженный и очень нервный. Его взгляд выражал твердое убеждение в том, что на свете не существует ничего, кроме сложностей, и любая проблема, какой бы простой она ни казалась, по сути неразрешима. Вот почему было практически незаметно, что доносившийся снизу крик выбил его из колеи.

Со свойственной ему торопливостью посол встал и подошел к окну. Как раз в этот момент высокий бородатый человек в рваной одежде, сквозь прорехи в которой проглядывало покрытое синяками тело, спрыгнул с высокой ограды на лужайку перед посольством. Воздев руки к трехэтажному зданию посольства из 2319 года, он пронзительно закричал:

– Убежища!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Столетие тому назад любой американец мог бы легко описать Томаса Джефферсона. Прежде всего, это был один из великих Отцов-Основателей, в каком-то смысле почти святой. Сегодня он, конечно, по-прежнему в клане Отцов-Основателей, но многие видят в нем человека безнравственного и довольно лицемерного, особенно в том, что касается рабства.

А возьмем великого афроамериканского государственного деятеля и литератора, Уильяма Эдуарда Дюбуа. В 1900-м году большинство белых американцев описало бы его как порочного смутьяна, едва ли не революционера. А столетие спустя его считают мужественным, дальновидным лидером. Сидящий Бык? Виктория Вудхолл? Будучи подростком, я читал о них как об ужасающих или комических фигурах. Сегодня я рассматриваю их совсем иначе.

По мере того как одна эра сменяется другой, метаморфозы, происходящие в человеческом мировоззрении, очаровывали меня и привели к идее «Убежища!». А также подтолкнули меня к созданию термина «временной провинциализм», использованный в моей первой антологии «Дети волшебства», вышедшей в 1953 году.

Но «Убежища!» имеет более конкретный акцент. Это похоже на государственную службу путешествий во времени, но на самом деле касается истории. Я считаю, что вся хорошая НФ, начиная с Герберта Уэллса и Олдоса Хаксли до Клиффа Саймака, Конни Уиллис и Брайана Олдисса, так или иначе касается истории – прошлой истории, будущей или альтернативной, – даже если речь идет о развитии технологий, о теологических вопросах или управлении информацией.

Иначе говоря, научное в словосочетании «научная фантастика» – это как раз история. Ничего другого.

Написан в 1956 г., опубликован в 1957 г.

– А вам не кажется, что вы могли бы все же оторваться от этого комикса и хоть немного послушать, что вам скажут перед величайшим приключением в истории человечества? В конце концов, рисковать-то вы будете своей макаронной шеей. – Раздражение прямо-таки переполняло профессора Раддла до самых жидких седых волос.