Предложения о полном снятии правовых ограничений со спецпереселенцев поднимались в ЦК КПСС и МВД СССР еще до XX съезда КПСС — с 1953 г. В январе 1956 г. на места спецпоселений были направлены запросы о возможности полного снятия ограничений с калмыков (наряду с другими депортированными народами). Ответы от руководства ряда регионов — в частности, из Красноярского края, Кемеровской области, Сахалинской области, Узбекской ССР — приходили в основном положительные. Однако реакция руководства тех регионов, где размещались особенно большие контингенты калмыцкого населения, — Новосибирской области и Алтайского края — была отрицательной. Власти отмечали, что калмыцкое население имело тягу к выезду из этих регионов, особенно в район Аральского моря, выискивая для этого различные причины (соединение с дальними родственниками, климатические условия и т. и.). 24 августа 1954 г. 70 семей калмыков, проживавших в Болотнинском районе Новосибирской области, подали заявление с просьбой разрешить им переехать на постоянное жительство в Среднюю Азию на освоение целинных и залежных земель. Зная о том, что освоение целинных земель велось и на территории Новосибирской области, они мотивировали свое заявление «тяжелыми климатическими условиями Сибири и… неприспособленностью к ним калмыков». На самом деле было известно, что «калмыки потому хотят выехать в Аральск, что они намерены вступить в ходатайство перед правительством о создании там своей автономной республики». Значительная часть калмыков имела намерение после отмены режима спецпоселения вернуться на территорию Калмыкии. О стремлении выезда на родину говорило и то, что большинство калмыков, расселенных в сельской местности, не желало юридически оформлять членство в колхозах. Среди калмыцкого населения Алтайского края были распространены настроения к выезду в республики Средней Азии или в районы Каспия и Поволжья. На основании этих фактов Алтайский крайком и Новосибирский обком КПСС считали «снятие калмыков с учета спецпоселения… преждевременным»[1513].

Тем не менее 17 марта 1956 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о снятии ограничений в правовом положении с калмыков и членов их семей, находящихся на спецпоселении[1514]. Однако это решение содержало в себе существенное ограничение в части лишения калмыков права возвращаться в места, откуда они были выселены, а также требовать компенсацию за утраченное во время депортации имущество.

Советское руководство, в том числе по причине материальных затрат, связанных с возвращением депортированного населения на родину, стремилось удержать калмыков, освобожденных из спецпоселения, в тех регионах, куда они были депортированы. Во все области и края, где жили калмыки, были командированы работники ЦК КПСС. Они организовали встречи с участием бывших руководящих работников и членов партии из числа калмыков с целью убедить их отказаться от возвращения в Калмыкию. По словам Д. Л.-Г. Андраева, «за это народу сулили всякие блага». Однако участники собраний, в числе которых были члены инициативной группы, не согласились с таким предложением и настаивали на возвращении калмыков на родную землю[1515].

Стремление калмыков выехать на родину было столь явным и неодолимым, что советское руководство начало изучать возможность их возвращения на исконные земли. Руководству регионов, на территории которых до депортации проживали калмыки, были направлены запросы об их готовности принять калмыцкое население в случае его возвращения из спецссылки. Руководство Астраханской, Ростовской и Сталинградской областей не возражало, с оговоркой, что хотя «свободные территории для их расселения… имеются, однако нет жилья», поэтому «размещение… калмыков возможно при условии оказания им со стороны государства помощи в строительстве». Руководство Ставропольского края было против возращения калмыков, указывая на ту же причину — «отсутствие жилья»[1516].

В конечном итоге возвращение калмыков было признано «целесообразным», в том числе потому, что «значительная часть территории, где проживали ранее калмыки… не заселена». Возвращение предполагалось осуществить при условии оказания калмыкам «материальной помощи для хозяйственного обустройства», после чего собирались «рассмотреть вопрос о создании для них областной автономии»[1517]. 9 января 1957 г. была воссоздана Калмыцкая АО в составе Ставропольского края. 29 июля 1958 г. она была преобразована в Калмыцкую АССР. Возвращение калмыцкого народа на родную землю и восстановление его территориальной автономии завершилось. Ряд участников инициативной группы вошел в число новых руководителей Калмыкии — Д. Б. Утнасунов был назначен председателем Оргкомитета по Калмыцкой АО, вошел в состав Оргбюро Калмыцкой партийной организации, возглавил Комиссию по переселению калмыцкого народа. Ц. О. Саврушев возглавил оргбюро областного комитета КПСС, С.-Г. М. Манджиев — отдел переселения и оргнабора рабочих при Калмыцком облисполкоме. В марте 1957 г. в областной совет депутатов трудящихся были избраны Д. Б. Утнасунов и Ц. О. Саврушев[1518].

Таким образом, деятельность инициативной группы бывших руководящих работников Калмыцкой АССР по улучшению положения депортированного калмыцкого народа была инспирирована несколькими факторами. В первое время после депортации (1944 г.) у бывших руководителей упраздненной Калмыцкой АССР сохранялась уверенность в том, что даже после выселения они остались в номенклатурной когорте. Об этом говорит, например, тот факт, что письма И. В. Сталину участники группы заканчивали «по-свойски»: «С коммунистическим приветом Корсункиев Церен, Гахаев Дорджи, Андраев Дорджи»[1519]. Переоценка участниками группы своего государственного и партийного влияния (которое на самом деле после депортации стало ничтожным) была причиной того, что они без колебаний распространяли среди калмыцкого населения сведения о «возвращении домой», «организации новой автономии» и т. д. Бывшие руководители Калмыкии надеялись, что, поскольку они, приведя обоснованные и разумные аргументы, попросили об этом своих «товарищей по партии» И. В. Сталина, А. В. Андреева, Г. М. Маленкова, М. И. Калинина, те непременно выполнят эту просьбу. С точки зрения участников инициативной группы, распространяемые ими сведения были не безответственными слухами, а лишь предвосхищением того, что должно было обязательно произойти. И тем горше было разочарование, когда бывшие руководители Калмыкии поняли, что их голос больше ничего не значит.