И вот уже рога трубят, скоро, говорят, конец света, конец роману — и пора! Пора этому! Потому что концы света — штуки три их — уже произошли даже в этом романе, задолго до его конца. Ей-богу, я не стал бы приканчивать роман, а спокойно писал бы да пописывал его, — да не хватило терпения дожидаться своего собственного конца, чтобы он синхронно совпал с концом романа и очередным концом света в 2012 году. Но также не хватило и храбрости, понимаете ли, спокойно крякнуть, не дожидаясь 2012 года, когда сойдутся воедино все эти концы, вот и пришлось жить и писать дальше. Потому что узнал я вдруг — когда однажды уже готов был крякнуть, — не тело смертно, душа же безсмертна, но как раз наоборот: душа смертна, а тело безсмертно. И это открытие для меня было столь сокрушительным, безутешным, беспардонным и обидным, что я решил не заканчивать роман, а продолжать его дальше.

Итак, я направился вспять и в 1939 году пошел на свое рождение. Это произошло благодатным июнем 15-го числа на юге Казахстана, куда я влетел на двух перламутровых крыльях-Александрах — левое от Александры Владимировны и правое от Андрея Александровича. Я не запомнил, к сожалению, каким был воздух Онлирии, откуда вынесли меня крылья Александры на воздух южного Казахстана. Но то, что я ощутил и запомнил, сделав первый же глоток воздуха, напомнило мне густой, теплый аромат лотосов в «Затерянном рае» Александра Захаровича Данилочкина, мастера по оживлению и реставрации ржавых мертвых автомобилей.

Его лотосы я увидел ровно через 71 год после моего первого вздоха в этом существовании, всю жизнь я летел к ним на своих двух Александрах, время от времени опускаясь на землю, чтобы отбывать свою жизненную повинность. Я это делал, наверное, не очень ловко, путано и противоречиво, детям своим и женам не приносил ощутимой и решительной пользы, и если было им со мной хорошо, то совсем ненадолго. А потом я взлетал на своих Александрах и летел дальше — но в полете уже не путался и не вилял, летел ровно и прямо к какой-то неведомой мне самому цели, следуя узким коридором аромата лотосов. И вот эта цель стала ясна — я, оказалось, летел прямо к округлому болотцу, со всех сторон заваленному горами заржавленных автомобильных кузовов.

Широко распластав крылья Александры, упруго изгибая самые концы маховых перьев, я кружил в небе над озерцом лотосов «Затерянного рая», упиваясь их ликующим ароматом жизни. Я сделал несколько медленных, как сон, кругов и, уже ни о чем больше не жалея, развернулся в обратную сторону и полетел навстречу прожитой жизни длиною в семьдесят один год.

Долетев в обратном направлении до конца, я резко пошел вниз, со свистом пронзая воздух родины над горами Тюлькубас. Сощурив слезящиеся от встречного ветра глаза, я внимательно вглядывался в то место у серых, с зелеными пятнами, гор Тюлькубаса, где я произошел в эту жизнь. Местом этим было небольшое село Сергиевка. Над ним уже заботливо кружился мой ангел-хранитель Сергий, ожидая меня.

Говорят, в Судный день все умершие встанут из гробов как ни в чем не бывало, а Николай Федоров, учитель Циолковского, убеждал, что наука человеческая может воскресить всех умерших отцов в их родной телесности. Вот и выходит, что тело человека безсмертно, а душа у него умрет. Потому что душа, когда человек умирает, покидает тело навсегда, ибо оно, умершее в муках, становится мерзостным и смердящим. К сожалению, и в такое тело, пусть даже в самом лучшем виде воскрешенное, клонированное из кусочка гнили, никакая душа, вкусившая райского блаженства и вдохнувшая аромат лотосов рая, не захочет вернуться.

И после Федоровского воскресения останутся триллионы тел стоять на месте, растерянно разведя руки, — не имея в себе души. Придется тогда тем, кто воскресил эти тела, влив в них эликсир безсмертия, разыскивать и насильно тащить назад к ним их родные души, давно освободившиеся от бренных тел. Легкое ли это дело!

Мне, проспавшему Конец Света — 2012, отправившемуся в обратную сторону на двух крыльях Александрах, не пожелав после воскрешения возвращаться в старое бренное тело, довольно потрепанное и обветшалое к моменту Армагеддона, — мне пришло в голову удариться оземь на том самом месте, где я родился, и восстать на маленькие ножки маленьким ребенком.

Но для того чтобы совершить такой метафизический обратный прыжок, мне нужно было попросить на то соизволение моего ангела-хранителя. Если я самовольно вернусь в свое детство, то буду автоматически лишен ангельского заслона. А другой защиты в детстве нет. Я должен был убедить ангела Сергия, что возвращение всего на один день самого раннего моего детства не нарушит его служебного распорядка и не заденет ангельской чести, ибо этот день не удлинит срока моей положенной жизни — ведь тогда я должен умереть ровно на один день раньше.

Он увидел меня и стал широкими спиралями набирать высоту, а я начал такими же кругами снижаться с онлирской высоты. И где-то на грани двух миров мы закружились в воздухе, друг возле друга, как два орла в поднебесье.

— Зачем ты хочешь вернуться к детству? Снова желаешь прожить свою жизнь? Или заново? — спрашивал мой ангел-хранитель

— Нет. Жизнью своей я доволен. Не хочу прожить ее ни по-другому, ни заново. Я прошу вернуть меня всего на один определенный день.

— Что ты потерял в этом дне? Что ты там забыл? Какие радости рая?

— Их нет на земле.

— Ты понимаешь, что в тот день я уже не смогу защитить тебя? И если в том дне, куда ты вернешься, ты нечаянно погибнешь, то уже ничего не будет из того, что ты наработал во всей твоей остальной жизни. Судьба твоя будет вырезана из вселенской Всемирной Паутины.

— Надеюсь, Бог помилует меня, — ответил я, однако весь похолодел от страха.

— Ну будь по-твоему. Под занавес на один день отпускаю тебя погулять без моей защиты. Иди в свое детство и постарайся не погибнуть в нем.

Обменявшись такими словами на том языке, на котором изъясняются меж собой звезды, деревья, боги, ангелы, звери и люди-прозорливцы, мы с моим ангелом-хранителем Сергием уже хотели разлетаться в разные стороны и делали над горами Алатау прощальные круги друг возле друга. Все твари, смотревшие на нас снизу, с земной поверхности, — суслики, куропатки, дрофы, олени, сайгаки, волки, овцы, лисицы, зайцы и человеки — полагали, что два беркута описывают неспешные круги в воздухе небес, спокойно обсуждая меж собою какие-то свои орлиные дела.

И вдруг среди ясного неба словно гром прогрохотал, сотрясая гряды гор Алатау и всю прилегающую к ним обширную равнину в голубых лентах вьющихся рек, в зеленых, желтых, бурых заплатах — цветущих, зрелых и вспаханных под зябь полей. И с высоты гораздо большей, чем наше орлиное парение, наплыл грозный гул, и появился над нами самолет, сверхзвуковой военный истребитель. Но мы-то с Сергием знали, что это не реактивный самолет, пробивший звуковой барьер, а тоже ангел, но более высокого ранга, чем мой хранитель Сергий. Это был пролетающий мимо двадцать первого века Архангел Сахлин. И он коротко пробил в мои мозги следующий текст на языке вселенной всех миров: