– Хорошие штучки, – ответил Джонатан, не зная, что еще сказать.

– Всего понемногу в каждой партии. В этом трюк. Корабль сбивается с пути, и вы теряете всего понемножку, а не что-то одно целиком. Здравый смысл.

– Полагаю, да.

Роупер не слушал его. Он видел свои достижения и блаженствовал.

– Томас! – Лэнгборн звал с кормовой части. – Пора подписывать!

Роупер пошел с ним.

Лэнгборн положил на стол отпечатанную расписку в получении турбин, деталей тракторов и тяжелых станков согласно прилагавшемуся перечню, проверенному и заверенному Томасом С. Дереком, управляющим, действующим от лица и по поручению компании «Трейдпатс лимитед». Джонатан поставил свое имя под распиской и инициалы под перечнем. Передал документ Роуперу, тот показал Моранти, потом вернул Лэнгборну, а тот передал Пипу.

На полке возле двери лежал радиотелефон. Пип взял его и набрал номер, написанный на листочке, который протянул Роупер.

Моранти стоял в стороне – руки в боки, грудь вперед, как русский на памятнике.

Пип передал трубку Роуперу. Они услышали «алло» голландского банкира.

– Это Пьет? – спросил Роупер. – Мой друг хочет сообщить тебе что-то важное.

Он передал трубку Джонатану вместе с другим листочком бумаги.

Джонатан взглянул и прочел вслух:

– С вами говорит ваш друг Джордж. Спасибо, что вы не ложитесь спать.

– Дерек, дайте, пожалуйста, трубку Пипу, – сказал банкир. – Я хотел бы сообщить ему некоторые приятные новости.

Джонатан протянул трубку Пипу, тот послушал, засмеялся, положил трубку и хлопнул Джонатана по плечу.

– Ты чудесный парень!

Он перестал смеяться, когда Лэнгборн извлек из портфеля отпечатанный лист бумаги.

– Расписку, – коротко сказал он.

Пип схватил ручку Джонатана и на глазах у всех поставил свое имя под распиской в получении от компании «Трейдпатс лимитед» двадцати пяти миллионов долларов США – третьего и предпоследнего взноса за оговоренную партию турбин, запчастей тракторов и тяжелых станков, согласно контракту следующих через Кюрасао транзитным грузом на винтовом пароходе «Ломбардия».

* * *

Джед позвонила в четыре утра.

– Завтра мы отправляемся на «Пашу», – сказала она. – Я и Корки.

Джонатан молчал.

– Он говорит, мне надо удирать. Забыть о круизе, удрать, пока еще можно.

– Он прав, – пробормотал Джонатан.

– Джонатан, удирать нехорошо. Это ничего не даст. Мы же оба знаем об этом. От себя не убежишь.

– Просто уходи, – сказал он. – Уезжай куда хочешь. Пожалуйста.

Они опять лежали рядом, каждый на своей кровати, и прислушивались к дыханию друг друга.

– Джонатан, – шептала она, – Джонатан…

С операцией «Пиявка» все обстояло хорошо. Так говорил Берр, сидя за унылым серым пультом в Майами. Так говорил Стрельски из соседней аппаратной. Гудхью, звонивший им из Лондона по два раза в день, не сомневался в этом.

– Все силы задействованы, Леонард. Остается подвести черту.

– Какие силы? – спросил Берр, как всегда, подозрительно.

– Во-первых, мой хозяин.

– Твой хозяин?

– Он обмозговывает, Леонард. Так он сказал, и я должен считаться с его сомнениями. Как я могу прыгнуть через его голову, если он предлагает мне полную поддержку? Вчера мы поговорили по душам.

– Я рад, что у него есть душа.

Но Гудхью в эти дни было не до острот.

– Он сказал, нам надо сплотиться. Я с ним согласен. Вокруг слишком много людей с финансовыми интересами. Он сказал, что в воздухе пахнет гнильцой. По-моему, лучше не сформулируешь. Он не хотел бы, чтобы его считали одним из тех, кто боится вывести эту шушеру на чистую воду. Надеюсь, он это сделает. О «Флагманском корабле» он не упоминал, я – тоже. Иногда лучше умолчать. Но, Леонард, твой список произвел на него сильное впечатление. Можно сказать, сыграл решающую роль. Там все как на ладони. Голые факты. От них не спрячешься.

– Мой список?

– Список, Леонард. Тот, который сфотографировал твой друг. Посредников. Инвесторов. Наладчиков и вкладчиков, как ты их назвал. – В голосе Гудхью послышались умоляющие нотки, и Берр дорого дал бы, чтобы не слышать их вовсе. – Да, Боже мой, пороховой заряд! Ту штуку, до которой, как ты сказал, никто не докопался бы, кроме нашего друга. Господи, Леонард, ты специально притворяешься тупым!

Гудхью неверно истолковал замешательство Берра. Берр сразу понял, какой список. Он не понимал, как Гудхью его использовал.

– Не хочешь ли ты сказать, что показал список посредников и инвесторов своему хозяину?

– Господи, ну, конечно же, не сырой материал… Как я мог показать его? Просто имена и цифры. Естественно, должным образом отобранные. Он мог узнать их, прослушав телефон, микрофон, все что угодно. Мы сами могли бы украсть его на почте.

– Рекс, Роупер не диктовал этот список и не читал по телефону. И не посылал по почте. Он существует в единственном экземпляре, в деловом блокноте Роупера, и только один человек сфотографировал его.

– Леонард, давай не будем вдаваться в подробности! Мой хозяин потрясен, этого я и добивался. Он признает, что пора подводить черту и что головы должны полететь. Он чувствует – так он говорит, и я буду ему верить, пока не буду убежден в обратном, – у него есть своя гордость, Леонард, как у всех нас, все мы так или иначе увиливаем от неприятной нам правды, пока она не обрушится на нас, – он чувствует, что для него настало время спрыгнуть с забора и сказать свое слово. – Гудхью попытался героически пошутить. – Ты знаешь, как он любит метафоры. Удивляюсь, что он ничего не ввернул о новых метлах, восставших из пепла.

Если Гудхью рассчитывал услышать взрыв смеха в ответ, то Берр обманул его ожидания.

Гудхью разволновался:

– Леонард, у меня не было выбора. Я служу королеве. Я служу министру королевы. Моя обязанность – информировать хозяина о ходе твоего дела. Если он говорит мне, что видит свет, в мои функции не входит обвинять его во лжи. У меня свои принципы, Леонард. И я верен им, так же как верен ему и тебе. Мы обедаем вместе в четверг после его встречи с секретарем кабинета. Я жду важных новостей. И надеялся, что ты будешь доволен, а ты бурчишь.

– Рекс, кто еще видел этот список?

– Кроме моего хозяина, никто. Естественно, я указал ему на секретность. Нельзя без конца говорить людям, чтобы они помалкивали, это все равно что слишком часто кричать «волк!». Естественно, суть будет изложена в четверг секретарю кабинета, но можешь быть уверен, что дальше не пойдет.

Молчание Берра стало непереносимым.