Но прошло еще несколько часов, прежде чем в моем сознании затих смех Старика.

Ладно, этот кусок мы пропустим. Все равно мне больше понравилось утро следующего дня.

Дарзин де Мон, пребывавший в чудесном расположении духа, спускался по ступеням южной башни Синего дворца. Он что-то насвистывал и думал о предмете, который замечал только благодаря его отсутствию: о скуке.

Дарзин де Мон никогда не отличался особой склонностью к размышлениям. Он сам признавал, что не добился успехов даже в искусстве самокритики, однако в большинстве случаев приходил к выводу, что это даже к лучшему. Ведь он не такой, как его отец, он не из тех, кто постоянно ноет и жалеет себя. Чувство вины и сомнения он гнал прочь. Если Дарзину не нравилась ситуация, он ее менял, а если не мог ее изменить, то не позволял ей себя подтачивать. Но были у него враги, которым даже он не мог бросить вызов, – враги, которые одерживали верх не с помощью скрытности или магии, а благодаря успеху, богатству и процветанию.

Побеждать весело, но… но что потом? Часто победа доставалась слишком легко, слишком часто она была скучной: в последнее время победы не доставляли ему особого удовольствия. Дарзин обнаружил, что уходит все дальше в поисках развлечений, к которым он еще не потерял интерес. Именно желание поразвлечься заставило его вести дела с преступным картелем Ночных Танцоров. Ему хотелось заполнить вечера тем, что еще не успело ему наскучить.

Но это… о, это совсем другое. У Дарзина стало тепло на душе при мысли о своем юном приемном «сыне». Да, это действительно испытание. Непростое дело. Сломать мальчишку было бы довольно легко – мало кто может сопротивляться пыткам, которые Дарзин мог придумать для жертвы, будь у него такое желание. Нет, Дарзин ни на секунду не сомневался в том, что смог бы растоптать Кирина, словно срезанный цветок на горячей мостовой, – раздавить так, что от него останется пятно и едва уловимый запах. Но его целью не было разрушить разум мальчишки. Более того, подобный исход сделал бы невозможным решение главной задачи. Если мальчишка может отдать ожерелье только по своей воле – значит, он должен обладать достаточным количеством воли, достаточным количеством духа, чтобы сделать такой глупый выбор.

Таким образом, в этом деле необходимым ингредиентом была тонкость. Действовать тонко Дарзин не привык, и поэтому стоящая перед ним проблема неожиданно стала восхитительно сложной. Нужно сделать так, чтобы Кирин стал несчастным, – но не слишком, чтобы он пришел в отчаяние, – но не настолько, чтобы у него появилось желание положить всему конец. Как только Дарзин с предельной четкостью покажет, что в доме де Монов Кирин не найдет ни счастья, ни убежища, тогда, и только тогда Дарзин сможет предложить ему путь к спасению…

За разумную цену – одно ожерелье с сапфиром.

А после того как мальчишка отдаст свое единственное средство защиты…

Дарзин улыбнулся. Будет приятно убить мальчишку на глазах у его отца. Он с удовольствием посмотрит на выражение лица Терина – за секунду до того, как сам Терин увидит окровавленное острие меча Дарзина.

Он все еще улыбался, когда повернул ключ в замке и без предупреждения вошел в комнату Кирина.

Затем улыбаться он перестал.

На миг Дарзин забыл, кто он и где он. Но, что самое главное, он забыл, кто она. В течение нескольких секунд под грохот ударов сердца Дарзин смотрел на представшую его глазам картину так же, как смотрит любой мужчина, заставший свою жену в объятиях другого.

Этих нескольких секунд оказалось почти достаточно для того, чтобы все испортить.

Дарзин по привычке вошел в комнату тихо и увидел, что его «сын» все еще спит в этой нелепой кровати. Однако мальчишка был не один: рядом с ним, частично прикрытая простыней, лежала Алшена. Ее рыжие волосы волнами раскинулись по груди мальчика. Одной рукой она обхватила его живот.

Рядом с кроватью валялась пустая винная бутылка, а также одежда – аголе и нижнее белье Алшены, сапоги, штаны и рубашка мальчишки. Проклятый сапфир лежал в ямке у основания его шеи. Не было никаких сомнений в том, что здесь произошло.

Это ублюдок переспал с его женой.

Только когда Дарзин сжал кулак еще сильнее, то обнаружил, что незаметно для себя вытащил меч из ножен. Дарзин сделал шаг вперед, чтобы сокрушить мерзкого гаденыша, который посмел так с ним поступить.

Вдруг он увидел синяки на теле Алшены.

На ее теле остались следы бурной страсти: царапины на спине, синяки на бедрах, даже следы укусов… Эти двое не занимались любовью, а сражались, и Кирин оказался безжалостным противником. Возможно, именно поэтому даже сейчас одна из рук юноши была привязана к столбику кровати обрывком вышитой синей шелковой ткани.

Но у Коготь не может быть синяков…

Тогда, и только тогда лорд-наследник вспомнил, что в кровати с мальчишкой – не его жена. Уже прошло несколько недель с тех пор, как умерла настоящая Алшена де Мон. Ее тело и мозг сожрал вечно голодный мимик, который занял ее место. Ее душу принесли в жертву, чтобы призвать Ксалтората – того самого Ксалтората, с помощью которого Дарзин выследил Кандальный камень, а также его владельца.

Дарзин знал, что Коготь отлично импровизирует. Если она увидела, что ей подворачивается отличная возможность, то она бы не стала ни у кого спрашивать разрешения. Ярость Дарзина улеглась, как только он разгадал план Коготь. Она сделала ему подарок.

Мимик подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась. Ее большие зеленые глаза сияли в мягком утреннем свете. Она кивнула. Давай.

Дарзин подумал, что никогда еще не видел Коготь такой красивой.

Он собрался с силами, сделал глубокий вдох, а затем схватил Коготь за ее чудесные красные волосы и вытащил ее из кровати.

– КАК ТЫ ПОСМЕЛА, ШЛЮХА! – заорал Дарзин и дал ей пощечину. Коготь отлетела в сторону. – Ты изменила мне с МОИМ СОБСТВЕННЫМ СЫНОМ? – Он снова ударил ее – достаточно сильно, чтобы по ее нежной коже потекла кровь из разбитой губы.

Кирин проснулся.

– Не трогай ее! – крикнул его «сын».

– Пожалуйста, милый, не надо! Я все объясню… – рыдала его «жена».

Дарзин ударил ее в третий раз – так, что запачкал кровью костяшки пальцев. Обычной женщине такой удар сломал бы челюсть. Алшена упала на пол, рыдая и задыхаясь. Она умоляла его о пощаде, плакала, просила прощения.

Свою роль она играла идеально.

– Прекрати! – завопил Кирин. – Если хочешь кого-то избить, бей меня. Тебе это понравится. – Мальчишка задергал рукой, но его яростные движения лишь превращали кусок шелка в тугой, витой жгут. Чем больше он тянул, тем сильнее сопротивлялся узел.

– Вот тебе еще один урок, сын, – прошипел Дарзин. – Никто не смеет брать то, что принадлежит мне. Лучше я убью ее, чем увижу в объятиях другого мужчины. – Дарзин поднял меч, но понадеялся, что Кирин не клюнет на эту уловку. Он мог бы легко притвориться, что убивает Коготь, но не был к этому готов.