Жан Ги не собирался совать нос в чужие дела, но его глаза невольно остановились на стопках бумаг на столе Гамаша, стопках писем. Предложений. Наверху лежало письмо из ООН с предложением возглавить их полицейское подразделение с приоритетным направлением Гаити.

Сердце Жана Ги, по причинам, которые он не умел объяснить, оборвалось. Работа на Гаити отвечала склонностям Гамаша. Подобная деятельность требовала дипломатичности, терпения и уважения. И знания французского. Такая работа – готовить местную полицию расколотого народа – будет опасной, но и принесет удовлетворение. Идеальное место для шефа.

Потом Бовуар вернулся мыслями к рукописи в последней, отчаянной попытке найти что-то в пьесе.

Все более и более вероятным представлялось ему, что Джон Флеминг лгал. По крайней мере, в том, что касалось пьесы. И вероятно, касательно чертежей тоже.

Слова всплывали перед глазами Жана Ги, но ничего не происходило. Он читал и перечитывал один и тот же пассаж. Чувствовал себя как в повторяющемся ночном кошмаре, когда пытаешься спастись, но ноги отказываются бежать.

Он вдумывался в слова, заставляя свой мозг успокоиться. Но в голове у него была только Анни, и ребенок, и мир, в котором треклятая пушка может оказаться в руках сумасшедшего. А другой сумасшедший вот-вот окажется на свободе – они своими руками освободят его.

Жан Ги заставил себя закрыть глаза, и из свежей памяти вдруг стали всплывать отрывки пьесы, прочитанные Кларой и Мирной, мадам Гамаш, Брайаном и Габри, Рут, Оливье и месье Беливо. Их знакомые голоса убаюкали его, как голос бабушки, читавшей ему перед сном о хоккейном свитере.

Сцены и персонажи медленно оживали перед его мысленным взором. Бовуар явственно видел их – обитателей пансиона, владельца магазина. Забавных и в то же время трогательных. И на удивление человечных.

Джон Флеминг писал о группе людей, которым предоставляется второй шанс. Спасательный плотик. Но они не замечали в плотике спасательное средство, потому что оно предлагалось им не в том виде, какой они хотели.

Они хотели горящий буш, сверкающую молнию. Выигрыш в лотерею.

Это напомнило Жану Ги о Трех Соснах. О путниках, которые неожиданно для себя попадали в деревню. Они заглядывали в бистро, чтобы отдохнуть и перекусить. Пили кофе с молоком и ели булочки с шоколадом, сверялись с картами. Никогда не поднимали взгляда, никогда не осматривались.

А потом уходили, покидали спасательный плотик и снова бросались в океан. И уплывали. В поисках работы, человека, большого дома, в котором они спасутся.

Но время от времени кто-то все же оглядывался. Осматривался. И видел, что уже нашел. Добрался до берега.

Сидя в бистро, на скамье посреди луга, на веранде дома Гамашей с Анни, Жан Ги изредка видел это выражение на новых лицах. Если такое случалось, они испытывали ни с чем не сравнимые, незабываемые ощущения. Пока еще не радость и не счастье. Только облегчение.

Он понимал их чувство, потому что его и самого выбросило на берег. Здесь.

Жан Ги открыл глаза и выпрямился.

Арман Гамаш смотрел из окна бистро на гостиницу. Габри шепнул ему, что застукал Делорма и Фрейзер в библиотеке с пьесой Флеминга.

– Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь читал так, как она, – сказал он. – Она вся сосредоточилась, а он вел себя, как ее сторожевая собака. Питбуль.

– Шон Делорм? – удивился Гамаш.

– Я знаю, – ответил Габри. – Поэтому я и решил сказать вам. Он вовсе не обрадовался, когда я их увидел.

Гамаш остро чувствовал, как движутся стрелки на часах у него за спиной, тикают. Чувствовал Майкла Розенблатта в углу. Загнанного в угол.

Кто-то сказал агентам КСРБ о важности пьесы, и Гамаш догадывался кто.

Он обвел взглядом деревню и усилием воли прогнал все посторонние мысли, снова услышал голоса чтецов пьесы Флеминга. Арман стоял почти недвижимо у окна, сцепив руки за спиной и закрыв глаза.

– Господи Исусе, – прошептал он через пару минут. – Не может быть.

Мэри Фрейзер оторвалась от рукописи. Кровь отхлынула от ее лица, потом щеки снова покраснели.

Она была на грани обморока, голова у нее кружилась.

– Что? – спросил Делорм.

– Господи, – пробормотала она. – Я идиотка.

Она сняла рукопись с колен, словно собираясь предложить ее Делорму, но оставила в своей руке.

– Флеминг был здесь, в деревне.

– Нам это известно, – сказал Делорм.

– Действие пьесы происходит здесь, – возбужденно проговорила она. – Мы упустили из виду, что Три Сосны изменились. Не сильно, но достаточно, чтобы не сразу заметить, что он имел в виду.

Когда зазвонил телефон, Жан Ги потянулся к трубке. Прежде чем он сказал «Allô», раздался голос Гамаша:

– Действие пьесы происходит в Трех Соснах.

– Я сам только что это понял, – сказал Жан Ги. – Когда сюда приезжал Флеминг, гостиница была пансионом. Туда Флеминг и поселил своих героев. Но что дальше? Мы по-прежнему не знаем, где находятся чертежи. Никто в пьесе ничего не терял.

– Верно. Но все персонажи искали что-то и заходили в одно и то же место в надежде найти то, что им надо. Ты помнишь?

– Молоко, – сказал Бовуар. – Магазин хозтоваров.

– Это нынешнее бистро.

– Я сейчас буду.

Гамаш отвел Оливье и Габри в сторону, прекрасно понимая, что за ними наблюдает Розенблатт. Впрочем, теперь это уже не имело значения. «Теперь» уже истекло.

До шести оставалось двадцать минут.

– Когда вы приехали сюда, в здании нынешней гостиницы располагался пансион, верно?

Габри и Оливье кивнули, внимательно слушая с ощущением важности момента.

– А здесь был хозяйственный магазин?

– Oui, – ответил Оливье.

– Вы явно многое поменяли, – сказал Гамаш. – Ничего не находили в стенах, в полу?

«Пожалуйста, господи, пожалуйста», – безмолвно взмолился он.

– Много чего находили, – сказал Габри. – Мы здесь все перевернули. Стены были утеплены старыми газетами и мумифицированными бéлками.

– Бумаги, – произнес Гамаш четким, взвешенным голосом. – Где они теперь?

– Мы сунули их в ящик для одеял. – Он махнул на деревянный короб перед камином, который много лет использовали как кофейный столик и подставку для ног.

– Давно собирались их просмотреть, – сказал Габри, идя следом за Гамашем к ящику. – Некоторые там очень старые.

Пришел Бовуар и присоединился к ним у ящика.

– Они нашли какие-то бумаги, когда делали здесь ремонт, – сказал Гамаш Бовуару, опускаясь перед ящиком на колени. – Это все здесь.

– Давайте помогу.