— И это ты сводишь меня с ума, а не Васена. И, честно сказать, поцеловал я ее для того, чтобы проверить твою реакцию, понять наконец, безразличен я тебе или нет!

— Но это же гадко! — Маша оттолкнула его от себя и отодвинулась на противоположный край полатей. — Как ты смеешь проводить подобные опыты? Или тебе доставляет удовольствие мучить других людей, издеваться над их чувствами?

Тебе ничего не стоит разрушить чужую любовь! Неужели ты не понимаешь, насколько подло и низко поступаешь с теми, кто многим пожертвовал ради твоего спасения? Ведь Антон отказался от своей любви, отказался от Васены, и только потому, что дал слово твоим родителям помочь тебе. И слово свое держит. Так неужели он заслуживает подобного обращения?

— Прости меня, Машенька! — Митя отвернулся и глухо произнес:

— Я не знал, что у них настолько серьезно, и, честно сказать, думал, Васена тоже уйдет с нами.

— Нет, она остается, и, вероятно, они еще и потому задерживаются, что это их последняя ночь вместе…

Маша не договорила. В дверь тихо постучали. Это был условный стук: два длинных, три коротких удара.

Маша соскочила с полатей, подбежала к дверям и отодвинула засов. На пороге стояла Прасковья Тихоновна, а из-за ее спины выглядывал радостно улыбающийся Антон.

— Ну что, Антоша? Все удачно? — Маша от волнения прижала руки к груди, не заметив, что Митя подошел следом и обнял ее за плечи.

— Лучше не бывает! — ответил Антон. — Только-только мы от Кузевановых груз забрали и в тайге спрятали, как казаки нагрянули и ну давай весь обоз шерстить. Но так ничего и не нашли, опередили мы их! — Он смял в ладонях картуз и от избытка чувств прихлопнул его кулаком. — Помните, Мария Александровна, Зосиму и Маркела? Если бы не они со своей немереной силушкой, то мы с Васеной вряд ли бы так быстро управились. Привет они вам посылают и, говорят, частенько вспоминают, как добирались с вами до Читы. Кузевановы тоже очень рады и за вас, и за Дмитрия Владимировича.

Желают вам всяческих успехов и письма князю и княгине непременно передать обещались.

— Спасибо тебе, Антон! — Митя подошел к слуге и обнял его. — Я слишком многим тебе обязан, чтобы отблагодарить за все одними только словами. Пока на большее я не способен, но ты знаешь, в долгу я не привык оставаться!

— Не стоит, барин! — Антон усмехнулся. — Дай бог теперь с заимки выбраться. Казаки так и шныряют вокруг, словно чуют, что мы поблизости.

— Еще бы им не шнырять, — вздохнула Прасковья Тихоновна, — Мордвинов рвет и мечет: граф дал ему всего неделю, чтобы поймать вас. Вчера опять вызывал меня и так уж и сяк обхаживал… Про Васену сильно пытал, дескать, не могла она вас увести через перевал тайными тропами? — Хозяйка опять вздохнула и перекрестилась. — Вам сегодня еще до рассвета следует уйти. У Мордвинова чутье-то волчье. Не дай бог, сюда с обыском нагрянет. Попробуй объясни тогда старому черту, отчего я на заимке пропадаю, когда дома в огороде все от жары погорело, Хватайка голодная воет, Лукерья в постели пластом лежит…

— Прасковья Тихоновна, — Маша обняла ее за плечи, — мы всю жизнь будем помнить вашу доброту и детям своим, и внукам расскажем. Мы же понимаем, чем вы рискуете, помогая нам…

— А у меня вся жизнь рисковая! — махнула рукой казачка и озорно подмигнула мужчинам. — Вы думаете, этот подвал, где вы таитесь, недавно появился? Ведь со стороны подпола и не заметишь сразу, что за стеной еще одна комнатенка имеется. Ее мой тятя с особым умыслом строил. А он человек здесь знаменитый был. Между прочим, его тоже из России сюда сослали. Барыня его, рассказывал, шибко осерчала, когда он по молодой дурости пропил-прогулял пять тысяч, которые молодому барину должен был передать. Так он за пятнадцать лет в Сибири не только хозяйство справное завел, но и эти пять тыщ барину своему вернул. Тот его простил, назад звал. Но тятя — ни в какую. Да и что, спрашивается, ему в России искать, опять барщину справлять? А здесь он паром держал через Аргунь, пока мост не построили, торговлей занимался… И всегда за святое дело почитал беглому помочь, если он из «несчастных», а не злыдень какой. Убивцев да насильников он терпеть не мог! — Прасковья Тихоновна вздохнула. — Захар мой и не знал даже ни об этой комнате, ни о подземном ходе, что прямо к пещере вас выведет.

Перед смертью тятя нас к себе подозвал и рассказал все как есть. Захар Данилыч поначалу испужался, хотел было ход завалить и потайную дверь заделать. Но я не позволила. Всякое в жизни может случиться. Но слово ему дала тятины дела не продолжать и держала его, пока вот с Машенькой не встретилась да с Антошей. — Она всхлипнула и уже привычно промокнула глаза кончиком косы. — Я ведь поначалу и не думала вам помогать. А потом в душе как будто что-то перевернулось. За что же им горе такое привалило, думаю, молодым да красивым? Долго я над этим размышляла, долго сомневалась, несколько ночей не спала… Но все-таки не выдержала, — она развела руками и печально улыбнулась, — не стерпела, ввязалась. Теперь одна надежда на господа! Я свое дело сделала: всем, чем сумела, помогла. Остальное — в Его божьей воле!..

Она достала из-за пазухи небольшой узелок, осторожно развернула его и подала Мите какой-то неровно обрезанный, темный от времени кожаный лоскут:

— Возьмите, Дмитрий Владимирович! Это карта, о которой я вам рассказывала. Не знаю, поможет она вам или нет, но это последнее, что я еще могу сделать для вас. — Она обняла Митю и вдруг уткнулась ему в грудь лицом и разрыдалась. — Я ведь хотела еще ваших деток понянчить и Антошу оженить, а потом уже и помирать можно было бы.

Митя тоже обнял ее, потом склонился и поцеловал темную, со вздувшимися венами, руку казачки, тихо сказал:

— Клянусь, первый корабль, который построим с Антоном в Америке, мы назовем вашим именем, Прасковья Тихоновна. И мы непременно доберемся туда, чтобы выполнить свое обещание.

Он поднес карту ближе к свече и долго внимательно рассматривал ее. Потом повернулся к Прасковье Тихоновне и медленно проговорил:

— Кажется, я ничего не понимаю! Если верить вашей карте, то Сахалин — остров. Но на всех известных мне картах он обозначен как полуостров. Да и устье Амура здесь достаточно четко показано, хотя некоторые ученые считают, будто он пропадает в песках и в него невозможно войти с моря. — Он еще пристальнее вгляделся в карту. — К моему величайшему удивлению, карта — поразительно точная и подробная, словно над ней работал умелый картограф. Дорого бы дали некоторые наши географы, чтобы заполучить ее.

Постой, Маша, а ну-ка посмотри сюда! — Митя провел пальцем по узкой извилистой линии, очевидно, отделяющей остров от материка. — Насколько я помню карту тех мест, Алешка достаточно точно определил место своих поисков устья Амура. Но он считал, что оно находится на Сахалине. Представляю, какой сюрприз его ожидает. — Он обнял ее за плечи и прошептал:

— Как я ему сейчас завидую! И открытие, возможно, сделает замечательное, и на тебе в конце концов женится.

— Я с самого начала была уверена в успехе его экспедиции, а что касается женитьбы, то это еще вилами на воде писано, — достаточно сухо, но тоже шепотом ответила ему Маша. — Больше года прошло, как мы последний раз виделись.