Чарли слушал его вполуха. Кто такой был этот Стюарт, чтобы читать ему лекции о российской рыночной экономике? Насколько помнил Чарли, последний раз Стюарт выступал с лекцией о России двадцать лет назад, в Нассау; тогда он придерживался радикальных марксистско-ленинских взглядов.

— Не знаю, что тебе известно о «Дармштадт Коммерцхаус», но в целом это очень грамотная организация. Ею владеют немцы, поэтому там все работают на совесть. Мы мыслим периодами в десять-пятнадцать лет и с таких позиций по-прежнему видим в России огромный потенциал, который никак не зависит от кратковременных колебаний рынка. «Дармштадт Коммерцхаус» там самое место. Мы хотим занять свою нишу на рынке ценных бумаг и готовы ждать, пока они не принесут прибыль. Мой непосредственный начальник Манфред Фримель — глава отдела развивающихся рынков — большую часть своего времени сейчас посвящает российским и восточноевропейским компаниям. Это его любимый проект. Как Ян уже объяснил тебе, мы хотели бы купить часть твоей компании, чтобы использовать ее для дальнейшего продвижения на рынок. Манфред просил меня лично обсудить этот вопрос с тобой. Разумеется, если тебя не заинтересует это предложение, мы сможем найти и другие варианты.

— Как я понимаю, ты уже обо всем договорился с «Крукшанк и Уиллис» и втайне от меня перекупил их долю, — с горькой усмешкой сказал Чарли.

— Мы договорились только о принципиальных моментах. «Крукшанк и Уиллис» хотят выйти из игры, тебе это отлично известно, они сейчас ищут покупателя на свои тридцать процентов. В сложившейся ситуации маловероятно, что у них будет масса предложений. Немногие финансовые учреждения планируют развивать отношения с Москвой, но «Дармштадт Коммерцхаус» составляют исключение по причинам, о которых мы с тобой уже говорили. Но мы ничего не будем предпринимать без твоего личного одобрения. И я прямо сказал об этом Яну. Прежде всего нас интересуешь ты и твоя команда. Без твоих парней у нас ничего не получится.

Чарли закрыл глаза. Он понимал, что предложение Стюарта — спасательный круг для него, его компании и, возможно, всей его жизни. Инвесторы разлетались во все стороны, как купальники на французском пляже. Если так пойдет и дальше, то через пару месяцев фонд прекратит существование. Его объем уже упал на восемьдесят семь процентов. Чарли боялся отвечать на телефонные звонки — каждый раз это был очередной разъяренный инвестор. Продажа фонда какому-нибудь предприятию вроде «Дармштадт Коммерцхаус» была наилучшим выходом из положения. С бездонными немецкими карманами он смог бы продолжать управлять своими делами как и прежде.

Стюарт надеялся, что их давнишняя вражда сейчас не будет иметь никакого значения: он делал серьезное деловое предложение, и Чарли должен принять его как профессионал. Однажды Стюарт сказал Мэри: «Мы с Чарли похожи друг на друга, как гвоздь на панихиду, никогда нам нс быть закадычными друзьями, но если бы мы смогли работать вместе, то я был бы этому очень рад».

Стюарт взял пустой стакан Чарли и снова наполнил его.

— Есть еще одна вещь, которую ты должен знать о «Дармштадт Коммерцхаус»: у нас столько аналитиков высочайшего класса, сколько я не встречал нигде. Мы могли бы соединить тебя с нашим российским отделом, и ты сразу же начал бы пользоваться преимуществами. У нас работает человек, который когда-то учил меня в Бирмингемском университете, — профессор Барри Томпкинс. Его достала система образования и ее нищенские зарплаты. Он знает о советской плановой экономике больше, чем кто-либо из живущих на земле. Просто уму непостижимо!

Чарли пожал плечами:

— И кому я буду отчитываться в своей деятельности?

— Да, это тоже очень важный момент, — понимающе кивнул Стюарт. — Если мы обо всем договоримся, твоя компания станет дочерним предприятием отделения развивающихся рынков «Дармштадт Коммерцхаус», которое возглавляет, как я уже сказал Манфред Фримель. Я его первый заместитель и курирую текущие вопросы по Восточной Европе и Тихоокеанскому региону. Полагаю, я стану твоим непосредственным начальником, мы будем встречаться шесть раз в год в Москве, чтобы консультироваться с тобой. Манфред будет принимать участие в оперативных собраниях во Франкфурте два раза в год, но все мы будем постоянно поддерживать связь по факсу, электронной почте, телефону и так далее. Я вижу основную задачу в том, чтобы обеспечить тебе поддержку в твоей новой должности исполнительного директора.

Криф не верил своим ушам. Если Стюарт действительно думал, что Чарли согласится отчитываться перед шоферским сыном, то он окончательно рехнулся.

— Что еще добавить? — спросил Стюарт. — Если тебя интересует вопрос оплаты труда, то «Дармштадт Коммерцхаус» славится щедростью. Поспрашивай наших руководящих работников, и все они скажут, что получают по высшему разряду. И конечно, для тебя лично будет применяться персональная система поощрения, мы вместе ее обдумаем.

Чарли кипел от возмущения. Он, разумеется, не собирался обсуждать свою зарплату со Стюартом Болтоном.

— И так, что ты думаешь, Чарли? Очень надеюсь, что ты хотя бы не против встречи с Манфредом. Уверяю, он тебе понравится. Спроси у Маркуса, что тот думает о нем, — они встречались несколько раз. С ним знакома Мэри Гор, мы все вместе несколько раз обедали.

С полминуты Чарли пристально разглядывал ненавистного Стюарта. Он отказывался верить, что его будущее свелось к простому выбору между полным финансовым крахом и таким унижением, как работа на Стюарта Болтона. Не помня себя, он встал, подошел к Стюарту и вылил остатки виски со льдом ему на брюки.

Глава 47. Сентябрь 1998 года

Джеми принимал душ, распевая во весь голос песню, только что услышанную по радио. Из соседней комнаты раздался недовольный хрип Амариллис:

— Джеми, будь любезен, закрой варежку. Еще слишком рано. Сколько сейчас времени?

— Половина двенадцатого, — радостно сообщил он, выходя из ванной.

— И я про то же. Какого хрена ты так рано сорвался?

Джеми выглянул на улицу. Напротив их дома на Хокстон-стрит располагался круглосуточный пакистанский магазинчик, где он обыкновенно покупал молоко и апельсиновый сок к завтраку. После этого, если было настроение. Джеми шел на работу в соседнюю художественную студию, которую он арендовал вместе с еще двумя художниками-концептуалистами.

Идея заняться концептуальным искусством первой посетила Амариллис, и Джеми сразу же пожалел, что не додумался до этого сам несколько лет назад. Новая работа представлялась ему полным надувательством. Люди были готовы платить деньги — и довольно солидные — только за то, чтобы полюбоваться шутливыми инсталляциями, которые он был готов штамповать по несколько штук в день. К нему уже обратилась галерея под названием «Белый куб», желавшая выставлять его работы, а журнал «Художественное обозрение», о котором Джеми никогда не