Как ни относись к Горбачеву, но надо признать, что чисто внешне держался он прилично и достоинства не ронял. То есть не ронял добровольно. А то, что его деревенские манеры, говор, партийная хамоватость, короче, весь общий нелепый облик раздражали население, так при чем здесь Михаил Сергеевич? Не меняться же ему было в 54 года? Горбачев поступил мудрее: он попытался под себя изменить население великой страны, назвав этот странный процесс «перестройкой». Перестройка потерпела фиаско, и Михаил Сергеевич в сердцах констатировал: «Народ оказался не готов». Не готов оказался быть под стать своему генсеку. Народу ближе оказался пьющий Ельцин, нежели млеющий от пирдухи[31]Горбачев.

К чему это я?

Да к тому, что в 1990-е сатирическими стали многие сюжеты из жизни и политической деятельности руководителей страны. С Ельциным в главной роли, конечно. Серьезно больной, пьющий, политически запутавшийся старик все 1990-е годы махался топором с коммунизмом, хотя за окном его кремлевского кабинета неслась уже совершенно другая жизнь, где угрозой коммунизма даже не пахло. Достаточно вспомнить, что в июне 1996 года, не дожидаясь официальных результатов голосования второго тура президентских выборов, Ельцина первым с победой поздравил не кто-нибудь, а его противник на этих выборах — Геннадий Зюганов, который, по мнению многих наблюдателей, на самом-то деле эти выборы выиграл.

Кстати, тема Зюганова как одного из главных виновников того, что Советский Союз в 1990-е годы по горячим, так сказать, следам не возродился, особая и заслуживает детального изучения. На мой взгляд, политическое долгожительство Геннадия Андреевича обусловлено как раз тем, что он во главе КПРФ оказался прекрасным амортизатором народного гнева в отношении Ельцина. Гасил его, разжижал, размазывал, как ребенок манную кашу, вместо того, чтобы, собрав воедино потенциал народного недовольства, ударить по Ельцину. Говорят, боялся. Лично за себя. Но при этом не ушел, оттер от самой крупной в 1990-е годы партии Анпилова, Лимонова, Тюлькина. Бог с ним! Надеюсь, Геннадию Андреевичу иногда снится Сталин, вопрошающий, что же он наделал с его партией.

Мы говорили о смехе. Все, конечно, помнет, что такое в Советском Союзе был анекдот. Его пересказывали из уст в уста. Запоминали. Смаковали. Дожидались момента в курилке, чтобы блеснуть чужим остроумием и услышать в награду смех слушателей. Анекдот в СССР играл роль протеста против засилия формализма, недаром же его героями стали воспетые советской властью Василий Иванович Чапаев и Петька, Ленин с Крупской (старик Крупский), Сталин, Хрущев, Брежнев. Наряду с анекдотом котировались разного рода эстрадные сатирики: Аркадий Райкин, Хазанов, Винокур и так далее. (Позже, в перестройку, вдруг выяснилось, что шутят они устами некоего Жванецкого из Одессы.)

В 1990-е годы анекдот вдруг умер. То есть перекочевал в сотни специализированных изданий, но из народного общения ушел, точно его и не было. Я долго ломал голову, в чем тут дело. Потом понял. Сама жизнь, в том числе и политическая, стала преподносить такие сюрпризы, которые не был способен выдумать ни один... Вот, кстати, кто? Ходили слухи, что анекдоты сочиняют на Западе, а потом подпускают советскому народу, чтобы дискредитировать режим. Я лично ни одного сочинившего анекдот в советские времена человека не встречал. Короче, анекдот умер. А вот его собрат — эстрадная сатира — расцвел махровым цветом.

Именно в 1990-е годы телеэкраны, словно саранча, заполонили юмористы, у которых за душой, конечно, ничего святого советского не оказалось, по-этому-то и долбили-долбили они «совок» — тему поначалу благодатную, а потому и прибыльную. (Вот воистину родину продавали.) В конце 1980-х — далее везде — дефекты речи Брежнева не познал разве что глухой. Особенно усердствовал в передразнивании покойного генсека Хазанов, творческий выкормыш советской власти, посидевший при ней в психушке, потом получивший гражданство Израиля, но не разделивший (а жаль) судьбу Козакова, ведь очень скоро его пригрел Коржаков, а сегодня Хазанов — правильно! — за Путина. (Ох, осторожнее, Владимир Владимирович, с такими перевертышами.)

Лично мне на Хазанова и его коллег даже плевать лень, слюны не хватит, столько их развелось, но вот обойти вниманием феномен массовой востребованности этих господ у замордованного Ельциным постсоветского населения я, конечно, не могу, без него книга будет не полной. Всякий раз, глядя на битком набитые концертные залы во время выступления какого-нибудь Петросяна, меня мучает один и тот же вопрос: «Над чем смеетесь?!» Смысл в этом вопросе двойной. Ну, прежде всего, конечно, мне не понятно, чем два десятилетия подряд можно доводить до слез на глазах население огромной страны. Какие еще темы эти господа со странной профессией и повышенным самомнением не обыграли? Чем они смешат людей, что те аж подпрыгивают в своих креслах, да еще и платят за это деньги?

Но для меня важнее, почему эти люди смеются над собой? Какой-нибудь Галкин, бесконечно изображающий деревенских недоумков, шутит над мужем или сыном надрывающейся в зале от смеха провинциальной тетки. Неужто она этого не понимает? Наверное, не хочет понимать. Кому приятно иметь в родстве дебиловатый прототип эстрадного персонажа. Вот и сидят, прижавшись боками друг к другу, бывшие советские люди и их потомки, хлопают в ладоши, повизгивают, вытирают слезы умиления, кряхтят от веселой натуги. Смешно же, почему не посмеяться, не расслабиться. Воистину душа русского человека — потемки.

Зато все остальное мне ясно. Ясно, почему тотальная ржа оккупировала экраны в 1990-е. Она отвлекала население от реальности. И не сказать, чтобы это было идеологической провокацией, как визгливо писали тогда патриотические издания, дело значительно глубже. Цивилизованное общество, перейдя от жестких средств поддержания государственного порядка к завуалированным формам, разработало целую систему методов удержания населения от шатаний по митингам, забастовок, вольнодумия, наконец. Советский Союз, не устаю повторять, был несовременен, пытаясь добиться повиновения граждан прямыми запретами и насильно вдалбливая им прописные истины добра и зла, морали и нравственности, и так далее. Теперь все проще. Ненужную энергию населения вбирает в себя телеящик, который и поговорит, и насмешит, и, если надо, плакать заставит. А полчища юмористов в такой ситуации ох как нельзя кстати. Да, конечно, народец после такой психотерапии малость поглупеет, но, согласитесь, это ведь лучше, чем идти свергать Ельцина?

Пару слов о других персонажах этой главы, не имеющих, на первый взгляд, к «смешной» теме прямого отношения. Ну, это как сказать. Господин Грымов, на мой взгляд, ничем от юмористов не отличается. Ранее я уже рассматривал его деструктивную рекламную деятельность на телевидении в 1990-е годы. Помните, когда он на голубом глазу утверждал, что его высокохудожественная реклама водки помогала образовываться темному населению бывшего СССР? И смех, и грех. Что тут добавишь. Короче, читайте сами, тем более что господин Грымов поведает вам о волчьих нравах рекламного бизнеса 1990-х, хоть после главы о Листьеве, думаю, поразить чем-либо на эту тему сложно.