Если положение дел в рейхе действительно так серьезно, как думает генерал, возможно, говорил себе «пушечный король» (мы можем судить только по его действиям, раз он ничего не доверял бумаге), то Вильгельм должен знать об этом и без доклада группы озабоченных делегатов из Гамбурга и Рура. Безусловно, из здания главного управления фирмы в Эссене открывался менее мрачный вид, чем из Большого Генерального штаба Людендорфа в Берлине. К Круппу непрерывно продолжали поступать заказы на военное снаряжение; готовая продукция сходила с конвейера. Верфь «Германия» приступила к массовому выпуску подводных лодок; несмотря на все меры, принимавшиеся английским флотом, еще никогда за время войны в море не выходило одновременно столько немецких подводных лодок. После «черного дня» амьенского прорыва Берлин прислал срочный заказ на 85 танков; готовилась сборочная линия для «особых бронемашин», от которых так бездумно отмахнулся Гинденбург. Армии требовались броневики и зенитные орудия; у конструкторов уже были готовы чертежи. «Гусштальфабрик» – сталелитейный завод – выпускал в час 4 тысячи снарядов и каждые сорок пять минут новенькую, «с иголочки» пушку, а восторженные сообщения из Меппена давали все основания полагать, что три новых орудия (тяжелая, но обладающая чрезвычайно большой подвижностью гаубица, а также 4– и 6-дюймовая полевые пушки) настолько превосходят все, чем располагают артиллерийские парки союзников, что с их помощью, несомненно, удастся прорвать Западный фронт.

Приятнее было думать об этом, и Густав думал и тратил много времени на просматривание отчетов своего казначея Хокса. Читать их – просто бальзам на душу! С августа 1914 года концерн расплатился за строительство всех новых предприятий и получил умопомрачительную общую прибыль в 432 миллиона марок. Конечно, вся она оставалась только на бумаге (за исключением капитала в Голландии, настолько засекреченного, что члены совета директоров не говорили о нем даже между собой). Победа союзников превратила бы эту бумагу в бросовую. Если Людендорф прав, Круппу грозило более чем банкротство: дипломаты из нейтральных стран присылали все новые сообщения о заведенном союзниками официальном списке военных преступников, и, к негодованию Густава, он значился там одним из первых. И еще эта возмутительная статья во влиятельной «Литтелс ливинг эйдж» от 4 мая 1918 года. Она попала в Рур осенью того же года через Скандинавию, и один из директоров фирмы, владевший английским языком, пролистывая газету, наткнулся на редакционную статью, утверждавшую, что эссенский «пушечный король» несет за войну не меньшую ответственность, чем сам император. Конечно, все это работа этой лживой собаки Мюлона. Он только что опубликовал свой дневник под невероятным заголовком: «Европейский вандал: разоблачение попыток установить мировое господство Германии и последствий этого, ведущих к звероподобному состоянию». Автор – Вильгельм Мюлон, один из бывших директоров концерна «Крупп». Это просто возмутительно! Но Густав знал англичан. Они были слишком благоразумны, чтобы попасться на удочку скандала. С ними можно иметь дело. Несомненно, они ошарашены и оскорблены не меньше его самого. И все-таки не по себе было читать в «Литтелс ливинг эйдж», что «судьбы страны и фирмы сплетены воедино и, если Германия падет, Крупп и его концерн падут вместе с ней».

* * *

Тем временем неумолимая реальность с каждым днем надвигалась все ближе. Местные сражения одно за другим стирали с военных карт весенние достижения Людендорфа. Немцев теснили по всему фронту, и Фош разрабатывал «арпеджио» наступлений на «линию Гинденбурга». «Везде нападать – быстро, решительно и с таким натиском, насколько хватит сил! Это долг каждого», – сказал он. И еще: «Здание начинает трещать. Все – в бой!» В действительности все было организовано лучше. Был план, стержнем которого являлась американская армия. Отряды Першинга держали 94 мили территории союзных сил на их правом фланге. В центре были французы, слева британцы и войска бельгийского короля Альберта со стороны моря; под его командованием была объединенная группировка, включавшая и две американские дивизии.

Многого ожидали от Альберта и не так много от других. Першинг был главной надеждой союзных сил. Перед ним лежал самый сильный участок «линии Гинденбурга», та часть поля битвы, которую немцы не могли отдать просто так – только в честном бою. Это был фантастический Аргонский лес, в котором немцы подготовили четыре позиции, протянувшиеся в глубину на 14 миль, с двойными гарнизонами личного состава, хитроумно прикрываемые «поясом» перекрестного пулеметного огня. Они приняли там все возможные меры предосторожности, потому что железнодорожная ветка Седан – Мезьер, их единственный путь отхода в Льеж и в фатерланд, шла за аргонским рубежом. Как только он будет взломан, их армия не сможет быть выведена; ей останется лишь полагаться на милосердие союзной коалиции. Фош знал, насколько там силен противник, и именно поэтому у командующего американской армией была задача выстоять. Американцы потом присоединятся к атакующим, но главная их работа – вместе с бельгийцами на другом конце – взять в клещи и расколоть этот орешек.

Янки, со своей единственной действительно молодой армией, присланной в Европу, жаждали боя. И Фош с самого начала был прав: укрепленная позиция дала все расширявшуюся трещину, раскалываясь надвое. Когда Першинг бросил девять дивизий новобранцев против немцев туманным утром 26 сентября, передовые позиции Людендорфа были преодолены, и американские пехотинцы бросились на звуки боя, перед которым все французы трепетали. Поначалу лес был окутан густым липким туманом. Наступающие, офицеры, командные посты и знаменитый батальон – все потерялось в нем. Один взвод индийцев в буквальном смысле слова исчез в тумане; эти люди не вернулись, их тела так и не были найдены, они не попали в лагеря военнопленных и значатся в числе пропавших по сей день. Затем внезапно погода прояснилась. Деревья вновь проявились в своем осеннем великолепии, одетые листвой медного, золотого, багряного и темно-красного цветов. По всему фронту война быстро приближалась к завершению. Альберт с триумфом вступал вновь в свои города на каналах, французы били в свои церковные колокола в маленьких затерянных деревнях вокруг Лилля, а британцы приближались к Монсу. Все ускользало от кайзера, в том числе другие центральные державы. Союзные армии, которые увязли в Салониках с 1915 года, послали передовой отряд сербских военных альпинистов против Болгарии, и 20 сентября болгары отступили. В тот же день британцы овладели Дамаском; после этого ушли турки. Даже итальянцы участвовали в боях, что означало близость конца для Австрии.

Когда Першинг возобновил наступление, сдались последние силы пехоты, и немцы остались вообще безо всякого фронта. В отличие от пулеметчиков и невозмутимых орудийных расчетов, державших смертоносные крупповские стволы горячими до самого конца, германские пехотинцы превратились в беспорядочную толпу беженцев. Они пали духом.

Каждое утро французские пуалю, английские томми и американские дубойз шли в атаку с громкими криками. Души солдат в серых мундирах летели над холмами Бельгии и Люксембурга. Это была просто погоня, а не битва. Лошади, зарядные ящики, транспорт для перевозки пушек – все это хозяйство с трудом поспевало за наступающими отрядами. Имея в своих руках стратегически важную рельсовую дорогу, Першинг велел своим командирам забыть про фланги, завести грузовики и убедиться, как далеко они смогут уехать. Такой приказ дал старт неистовой гонке на Седан.