удержать глаза открытыми. – Оставь Адию и Экона в покое и забери меня. Я пойду добровольно.

– Коффи, нет!

Что-то оборвалось внутри, когда она посмотрела в сторону Экона и увидела, как ужас исказил его лицо. Это было хуже, чем она ожидала. Она заставила себя отвернуться и выжидательно посмотрела на бога.

– Очень хорошо. – Феду по-прежнему смотрел на нее. Его лицо было полно удивления, но он, похоже, составил какой-то план действий. Он кивнул: – Ты пойдешь со мной, сейчас.

Коффи не возражала. Ей понадобилось напрячь все мышцы, чтобы подняться на ноги и подойти к ожидающему богу. Сияние разливалось внутри с каждым шагом. Во рту пересохло, когда пальцы бога сомкнулись на ее запястьях. Они ничем не отличались от веревок, которыми она когда-то была связана, но она удержалась и не вздрогнула. Она не покажет страха – не здесь. Она не покажет ему ничего. Она в последний раз взглянула на Экона – он был последним, что она увидела.

А потом она исчезла.

Глава 34. Хищные звери

Сад осветила вспышка, а после нее не осталось ничего.

Через несколько секунд звон в ушах Экона стих. Однако даже после этого его глаза оставались закрыты. Только через некоторое время он сел, откашлялся, приходя в себя среди дыма и сажи, висевших в воздухе. Он осмотрел сад, и у него упало сердце.

– Коффи? Коффи!

Он вскочил на ноги, не обращая внимания на новую боль. Небесный сад было не узнать – он был обгоревшим, опаленным, будто неведомая сила уничтожила здесь все проявления жизни. Даже почва, когда-то коричневая и плодородная, стала сухой и серой, как зола. Он смотрел на место, где Коффи стояла напротив Феду буквально несколько секунд назад, и пытался понять происходящее. Она была здесь, прямо здесь. А теперь ее здесь не было.

Нет. Паника мгновенно захватила сознание Экона. Впервые за долгое время зрение снова затуманила знакомая пелена.

Нет-нет-нет.

Он вдруг вспомнил, каким было ее лицо, поглощенное борьбой двух эмоций. В нем была ужасная печаль, но что-то еще, более пугающее, – убежденность и смирение, принятое решение. Коффи выбрала пойти с Феду, но куда он ее забрал? Куда они делись?

Он снова окинул взглядом небесный сад, а затем остановился. Слабое движение привлекло его внимание. Он не сразу понял, что видит, а когда понял, кровь застыла у него в жилах. Это было тело. Он медленно и осторожно подошел к нему, напряжение не отпускало. Остановившись рядом, он растерянно посмотрел на него.

Тело принадлежало женщине, возраст которой было не понять. Она была высокой и худой – с темными волнистыми волосами, обрамлявшими лицо, словно нимб. Вокруг ее обнаженного тела были разбросаны лепестки и листья, а глаза были нежно прикрыты. Экону показалось, что она спит, но в глубине души он понимал, что это не так. Еще он подозревал, что знает, кто эта женщина, или, по крайней мере, кем она когда-то была. Не задумываясь, он осторожно поднял ее на руки. Несколько лепестков, покрывавших ее тело, упали на землю, но другие, казалось, прилипли к ней, не желая покидать. Он отнес ее к участку земли, когда-то бывшему грядкой, и положил ее там. Здесь было недостаточно земли, чтобы похоронить ее, но что-то не давало ему просто оставить ее здесь. Он осмотрелся в поисках камня с достаточно острым краем, а найдя его, снова опустился на колени. Чувствуя, как болит каждая мышца, он начертил на земле слова, преодолевая эту боль. Закончив, он всмотрелся в буквы.

Сатао и Адия

Глядя на эту крошечную надпись, он понимал, что она совершенно неподобающая, но большего он сейчас сделать не мог. С усилием он поднялся снова – камень выскользнул из пальцев и ударился об пол. Что-то в воздухе изменилось, но он стоял неподвижно, ожидая чего-то, чему даже не мог дать название. В этом была какая-то ирония: всю жизнь его учили, как быть воином, как будто это и значило быть мужчиной. Его не учили, как похоронить молодую женщину, но, сделав это, он ощутил себя старше, словно заплатил какую-то незримую цену. В обычаях его народа такого не было, он не следовал никакой традиции, но понял, что не жалеет об этом. Он в последний раз посмотрел на дараджу и направился к люку, ведущему из сада. На этот раз спускаться из него было странно, ступая по ступенькам среди обломков дерева, оставшихся после того, как Адия сломала дверцу. Вдалеке он услышал звуки праздника, который продолжался в молитвенном зале, но теперь они доносились будто из другого мира, совершенно отдельного. Он тихо вышел и закрыл за собой дверь. Он знал, что в какой-то момент проход в небесный сад найдут, но он, скорее всего, будет уже далеко.

Он крался по коридору к спальням. У него начал складываться план. Он заберет припасы и спальник, еду из кухни, если успеет, а потом…

– Экон?

Экон насторожился, снова ощутив беспокойство и страх. Услышав голос, он уже знал, кого увидит, завернув за угол, но от этого посмотреть в глаза Камау было не легче. Брат стоял на другом конце коридора. Он растерянно морщил лоб.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Камау. Он нахмурился: – Почему ты не на празднике?

– Я ухожу, Камау. – Экон сглотнул. – Я не могу… я не могу быть Сыном Шести.

– Уходишь? – Брат повторил это слово, словно не понимал его значения, а затем покачал головой. Он даже неловко усмехнулся: – Ты не уйдешь, пока не попрощаешься со мной или с братом Уго.

Сердце Экона болезненно забилось в груди. Пусть действия брата привели его в ужас, он был не в восторге от перспективы сообщить ему горькую правду. Он глубоко вдохнул, а затем выпрямился в полный рост:

– Кам, брата Уго… больше нет.

Он будто ударил Камау в лицо. Брат буквально отшатнулся, когда услышал эти слова. На его лице отразился неподдельный ужас.

– Нет, – бесцветным голосом повторил он. – Что ты имеешь в виду, говоря «нет»?

Скрывать было бесполезно. Голос Экона дрожал.

– Он больше не здесь.

– Но как? – Камау шагнул вперед, его лицо исказила боль. – Почему он?.. – Он замолчал, словно осознав что-то, а затем боль сменилась яростью: – Ты напал на него!

– Что? – ошарашенно спросил Экон. – Нет, Камау…

– Я же сказал тебе, что он молится. – Камау шагнул вперед, оскалив зубы. – Ты не должен был ему мешать. А теперь ты что-то с ним сделал.

Сердце Экона бешено забилось в груди. То, что говорил брат, его эмоции